— Вам здесь что еще нужно, — сказал он своим новым уверенным голосом. — Уходите отсюда немедленно. Вон! — И весь его госпиталь повернулся за ним.

Сразу страшно и неразборчиво закричала жена убитого товароведа из «Пятерочки», за ней еще какая-то женщина. Кто-то вскочил, а кто-то тянул шею и спрашивал: что, кто там, кто это? Гнев растекался по вытянутому вдоль стены госпиталю медленно и неровно, от начала к хвосту. Как и там, у автобуса, он требовал выхода, удовлетворения. Только рыжий водитель маршрута Руза — Кунцево встретился с этим гневом один и с пустыми руками, тогда как ополченцев все-таки было семеро и к тому же они всё еще были вооружены, а госпиталь безоружен. Впрочем, выглядели ополченцы теперь неопасно, хмуро жались друг к другу и ружья не трогали, а у рослой их предводительницы вид и вовсе был странный, растерзанный, словно бы и она явилась за помощью. Стояла, опустив голубой свой джедайский фонарь к полу, и смотрела себе под ноги, пока крики не стали слабеть, — то ли знала, что они ослабеют, то ли было ей все равно, а затем сказала не очень даже и громко, что да, там у двери случилась трагедия. Ситуация вышла из-под контроля, и она, да-да, она лично готова взять на себя всю вину, если нужно и кому-нибудь станет легче, она готова, только это не имеет больше значения. Потому что давайте не будем себя обманывать, пожалуйста, сказала чиновница, и тут уже совсем замолчали, даже вдова убитого товароведа, не будем себя обманывать, времени почти не осталось. Говорила она не так, как у двери, — без напора, без чугунной начальственной спеси, как если бы спесь вся слетела с нее заодно с дорогими туфлями, — просто баба, еле живая, такая же грязная и в крови, босиком еще, ой, а ноги-то, гляньте, там стекла же, наверно, полно везде битого.

Словом, если б чиновница в эту минуту попросилась, к примеру, в госпиталь пациентом или даже опять достала блокнот, все б сложилось, наверное, как-то иначе. Но блокнота с собой у чиновницы не было, он лежал на асфальте у двери рядом с телом хозяйки Лендровера, и сказала чиновница дальше совсем другое. Оказалось вдруг, что явилась она за одним-единственным человеком, и только за ним, потому и пришла сюда босиком.

— Нет, — сказал маленький стоматолог и жарко, мучительно покраснел, а потом на всякий случай еще раз сказал: — Нет.

Большая женщина смотрела на него сверху вниз. Кровь на щеках у нее и на лбу спеклась в ржавую маску, выражения было не разобрать. Кудрявая Алиса бросила шить и тоже смотрела на него, и жена человека с дробью в боку.