— А ружье это чье у тебя? — в свою очередь спросил бригадир проходчиков безо всякой приветливости, потому что и он человека узнал, а вот руки у него были заняты. Как и у обоих его вооруженных товарищей, которым на ум пришел сразу рыжий водитель автобуса, про которого думать им хотелось не больше.

— Вы, ребята, поаккуратней тут, что ли, — вместо ответа прошептал человек с разбитым лицом и подошел еще ближе. — Очень злится народ, я на вашем бы месте...

— А вот я бы на месте посидел пока ровно, — перебил владелец УАЗа Патриот, который единственный здесь человека не вспомнил, потому что видел всего однажды и коротко. Никакого народа к тому же поблизости не было, и торчал непонятный мужик совершенно один в пустом и темном проходе. А стало владельцу УАЗа все равно неуютно, и он собрался уже сообщить и погромче, что народу бы вовсе сейчас не вякать, потому что ему, народу, сейчас воздух починят вообще-то, и хотел было рассказать про вторую дверь, щитовую и сервисный коридор. Но очкастый инженер из Тойоты сильно ткнул его локтем в бок и рассказу этому помешал. Он вдруг тоже занервничал, хотя в прошлую встречу беглец из полицейской машины ему страшным совсем не казался.

Человек с разбитым лицом как будто паузы не заметил. Улыбался и любовно поглаживал цевье дробовика.

— А сама где, за вами идет? — спросил он, вытянул шею и вгляделся в темноту с каким-то приятным или наоборот — неприятным скорей нетерпением, и это был третий уже вопрос, оставшийся без ответа.

Бородач в олимпийской куртке смотрел на худую руку с багровым следом от наручников на запястье и прикидывал, успеет ли дотянуться. Он вообще-то оружие презирал и особо в него не верил, но сегодня мнение переменил.

— Хотя чего ей тут делать, с другой стороны, пришибут ее здесь, — рассуждал худой человек с разбитым лицом, говоривший теперь сам с собой. — И вас пришибут. Она что, вас вторую стенку послала сверлить? А зачем, не пойму, вот же мутная баба, не успеваешь прямо за ней... Или нет, погодите, стоп, — сказал он оживляясь, — стоп-стоп-стоп. Никуда она вас не посылала, так? Это что же у вас, самоволка типа? И куда вы это такие нарядные? — Тут он сделал еще шажок и любовного взгляда от «Макиты» не отрывал. — Не, ребят, я не знаю, чего вы придумали, только я со всем этим в обратную сторону шел бы. Показать бы ей в камеру, у них камеры там, сто процентов, посверлить даже, может, немножко, неглубоко...

— Как вы все надоели-то, господи, — сказала хозяйка Тойоты. Нос у нее был красный, глаза опухшие, но слезы высохли, и она единственная, кажется, не прикидывала сейчас ничего, совсем. Ее пятеро нагруженных спутников одновременно представили, как она, например, сейчас влепит убийце полицейских пощечину, но поделать ничего уже было нельзя. — Как мне все это! Блядь! Надоело! — прорычала она, отпихнула юного бородача с фонарем и оскалилась: — Ну-ка вон отсюда пошел. Уйди, я сказала! — И тут выяснилось как раз — неожиданно сразу для всех, — что в руке у нее гвоздодер с рукояткой, перемотанной изолентой.