Про то, что творится за дверью (инженерша все еще плакала), рассказать молодому бывшему ополченцу особенно было нечего — он и видел-то только тамбур и вспоминать о нем не хотел, как и про остальное, — но даже про это его не спросили. Проклятая дверь им тоже оказалась не нужна, потому что нашлась другая, рассказали теперь они, совсем новая дверь в совсем другом месте, и вот тут он уже был так рад, что отдал бы не только «Макиту», но и все содержимое микроавтобуса вместе с ключами и волновался только, что его не возьмут и оставят здесь одного.

Под конец разговора (он нагружен был уже под завязку и раздумывал, брать ли с собой дробовик или лучше шуруповерт, вдруг там петли развинчивать, мало ли, и склонялся в сторону шуруповерта) с молодым ополченцем случилась еще одна радость: сзади вдруг раздались шаги и знакомый голос крикнул: «Серёга, елки, куда намылился, а?» — и он засмеялся, хотя десять минут назад был уверен, что смеяться не сможет уже никогда. ВТОРНИК, 8 ИЮЛЯ, 01:13

— …Провизор, между прочим. Медицинский закончила в Саратове, нам и физиологию читали, и анатомию, — скороговоркой перечисляла немолодая фармацевт в очках и крупных серьгах с искусственным жемчугом. Возле правой ее ноги стояла туго набитая сумка на колесиках, которую фармацевт крепко держала за ручку, как чемодан на вокзале.

— Лена, ну ляг ты уже, пускай он посмотрит!

— Да пусть походит, это ж небыстро всё...

— Вот вы интересная какая, быстро тоже бывает, раскрытие надо посмотреть!

— Патологию, — сказала фармацевт погромче. — Даже военная медицина была, два семестра.

Голос у нее был высокий, и звучала в нем какая-то обида. Чиновница в пиджаке без пуговиц вспомнила вдруг бухгалтершу из Лендровера, и щеки у нее опять защипало.

Беременная Лена отпихивала молоденького мужа и отказывалась не только ложиться — куда, ну куда я тут лягу тебе, я на пол тебе, что ли, лягу, — но и при всех проверять раскрытие, а также рожать вообще. Малютку-доктора за ее причитаниями было почти не слышно. Шумно тоже было, как на вокзале, и очень, очень жарко, словно температура каждые десять минут поднималась еще на градус. А может, и правда поднималась. Да скорее всего, они просто не желали сейчас этого замечать. Отвлеклись на свои идиотские бинты с полотенцами и будут играть в больницу, пока не начнут вариться как лягушки в кипятке или задыхаться по-настоящему. И маленький говнюк покапризничает, полюбуется собой лишний час, но, когда все начнется, его-то я возьму все равно, думала чиновница, и он это знает. А на них уже времени не останется.