Салли опустил стекло.

– Что? – спросил он.

– Что вы делаете? – полюбопытствовал Руб.

– Кто?

– Вы. Вы оба, – пояснил Руб. – Чего вы здесь сидите?

Салли пожал плечами.

– Что ты хочешь, Руб?

Руб хотел к ним. В машину. В разговор. В общество друга. К ним.

– Можно к вам? – спросил он. – Здесь холодно.

– Здесь тоже, – ответил Салли. – Мы задержимся еще на минутку-другую. А потом вылезем из машины и будем мерзнуть все вместе.

Салли поднял стекло, Руб уставился на свое отражение. Даже его отражение внутри, где тепло – или хотя бы теплее.

Руб размышлял обо всем, в том числе и о том, как несправедливо, что отражение его в машине, а он на улице; минуту спустя стекло вновь опустилось.

– Что ты делаешь? – спросил Салли.

– Жду, – пояснил Руб.

– Иди жди вон там, – сказал Салли. – Посиди на крыльце.

– Я никому не мешаю, – заупрямился Руб, он знал свои права. Улица общая. – Можно я хотя бы скажу тебе одну вещь?

– Через минуту ты скажешь мне все что захочешь. Иди посиди на крыльце.

Салли поднял стекло, оно закрылось в то мгновение, когда он договорил. И Руб снова остался в обществе собственного отражения. Человек, смотревший на Руба, выглядел как тот, кого переполняют желания, вот только с возможностями у него туго. Руб неохотно сделал, что велено.

Салли и Уилл проводили взглядом Руба, который вернулся по дорожке к дому и уселся на холодное крыльцо. А говорили они о страхе. Уилл все еще боялся заходить в дом деда. Салли признался, что когда был в возрасте Уилла, тоже многого боялся. Уилл ему не поверил.

Он испуганно смотрел на ветхий дом. Тот пугал его еще сильнее, чем накануне, потому что теперь на покосившемся переднем крыльце высилась груда досок, а это значило, считал Уилл, что теперь дом и вовсе держится на честном слове.