Прежде всего избегайте лиц противоположного пола… Поймите: я хочу сказать, что юношам не подобает водить близкое знакомство с девицами… Очи суть окна души, через которые грех находит дорогу к нашему сердцу. Так не останавливайте взор на тех предметах, которые, хотя бы даже в малом, противны целомудрию. Святой Луиджи Гонзага не желал даже, чтоб видны были стопы его, когда он отходил ко сну или вставал от сна. Он не глядел в лицо даже собственной матери… Два года он прослужил пажом королевы Испании и ни разу не обратил взгляд на лицо королевы.

Подражать святому Луиджи не так уж просто. По чести сказать, цена спасения от соблазнов представляется завышенной, учитывая, что молодой аскет хлестал себя до крови, подкладывал под простыни острые щепки, дабы терзать свое тело и во сне тоже, под одеждой своей таил конские шпоры — в замещение власяницы; и преследовал неудобство и стоя, и сидя, и шагая. Исповедник предлагает мне, вместо Луиджи, в качестве образца блаженного Доменико Савио. У блаженного Доменико брюки от коленопреклонений затерты спереди, но при прочих равных у него епитимья полегче, чем у святого Луиджи, он предлагает все ж любоваться женской красотой, правда — красотой святой и непорочной: вглядываться в нежное лицо богоматери.

Я предамся поклонению пред сублимированной прелестью. Буду петь в хоре мальчиков в абсиде церкви, а на воскресных выездах — в каком-нибудь достопримечательном храме:

Может, я изготавливаюсь, хотя и сам пока того не знаю, ко встрече с Лилой, с лилеей, недаром лилея и крин — одно.[357] Она, должно быть, в той же степени недоступна, обворожительна в своем эмпирее, красота ее gratia sui,[358] лишена телесности, способна покорять ум, но не волновать чресла, — взор этой девы устремляется вдаль, на иного господина, а не вперивается вызывающе в мои глаза, не то что лукавые зрачки Джозефин Бейкер.

Мой долг состоит в том, чтоб искупить медитацией, молитвой и покаянием собственные грехи и прегрешения окружающих, предаться защите веры в такую пору, когда первые послевоенные газеты и первые плакаты на стенах твердят о «красной угрозе», о казаках, которые прискачут поить коней из купелей в храме Святого Петра. Я потерянно пытаюсь решить загадку: каким образом казаки, недруги Сталина, те самые, которые даже состояли в немецкой армии, сделались вдруг посланцами нашей смерти и, возможно, желают ныне убивать анархистов, таких, как Граньола? Сюжет, по-моему, довольно схож с корявым негром, который лапал Милосскую Венеру. Даже и рисовальщик, не исключаю, тот же самый: перековался и творит свою привычную наглядную агитацию — но только в духе нового крестового похода.