Не ответив, Ясмина долго смотрела на Морица. И потом сказала:

– Да.

Он не понял, о чем она.

– Ваш вопрос вчерашней ночью. Мой ответ – да.

Мориц оторопел. Альберт вопросительно уставился на него.

– Это был мектуб, Мори́с. Если человеку суждено умереть, никто не может его спасти. Никто. Судьба знала, что Виктор погибнет. Судьба послала вас нам не для того, чтобы вы его спасли. А чтобы мы встретились.

Теперь и Альберт понял. Растерянная улыбка проступила на лице Ясмины. В ветхом доме внутри нее уцелела одна-единственная комната, в которую она никак не отваживалась войти, но там не поселились призраки, там не царила вечная зима, туда заглядывало солнце, и там пахло цветами. И хотя никому не полагалось этого знать, но в этой комнате известие о смерти Виктора было принято с чувством освобождения.

Она смущенно смотрела на Морица, будто спрашивая: Ты думаешь, что сможешь меня полюбить?

И он отвечал одними глазами: Я уже давно тебя люблю. Разве ты не видишь?

А вслух сказал, официально, жестко:

– Вы должны спросить у вашего отца.

Но она не спросила. Она просто объявила:

– Я ухожу с Мори́сом.

В ее голосе была сила, ясно дававшая понять – ей больше не требуется разрешение и Морицу нет нужды просить ее руки у Альберта, потому что это только ее выбор. И сила эта не понравилась Альберту, застигнутому врасплох, и как бы он ни любил Морица, принять такое он не мог. Но для Ясмины было важно именно это: выстоять, выдержать его отчуждение. И Альберт почувствовал, как что-то кольнуло сердце, и без того сокрушенное.

– Ты хорошо это обдумала?

– Нет.

– А о Жоэль ты подумала?