– Начало любовных историй всегда лучше, чем их конец. Но, может быть, я просто не хочу, чтобы Жоэль перестала рассказывать.

– Если в любви заранее знать, чем дело кончится, так лучше и не начинать.

Мы улыбаемся друг другу, и я знаю, о чем он думает, – о том же, о чем и я: интересно, это у нас уже конец или только начало?

– Я бы с удовольствием к кому-нибудь приехал, – говорит он. – И остался.

– Если бы ты мне это сказал тогда, я бы растаяла. Хотя нет, ни слову бы не поверила.

Мы смеемся.

– Знаешь, – говорю я, – всю мою жизнь я не хотела ничего другого, кроме как прийти к кому-нибудь. И остаться. И когда все рухнуло, для меня наступил конец света. Но теперь я впервые в жизни ощущаю свободу как подарок.

– Мы можем каждый день проживать так, будто он первый, – говорит Патрис.

Он знает, что не получится. Я тоже знаю. И он знает, что я это знаю. Но сейчас это неважно. Мы целуемся и любим друг друга, как будто эта ночь – последняя. Меня вдруг охватывает чувство, будто кто-то за нами подсматривает. Я оглядываюсь на иллюминатор, но там лишь вода, на которой танцуют огни города. Я думаю о Ясмине и двух ее мужчинах, о той ночи, когда была зачата Жоэль, и о том, как быстро все проходит. Это искусство – со страстью пускаться в жизнь, не цепляясь за нее при этом.

Глава 54 Мектуб

Глава 54

Мектуб

В пятницу перед свадьбой Ясмина не могла пойти в микву, чтобы совершить ритуальное омовение. Но в Чинечитта́ уже наловчились, они были не первой парой, заключающей здесь брак. Две итальянки из Триполи, неразлучные сестры, отвели ее во двор реквизиторской, где кто-то поставил старую эмалированную ванну на чугунных ножках, ванна была вся в трещинах, но для купаний годилась. Итальянки соорудили занавес из ветхих простыней и принесли из кухни горячей воды в кастрюлях. Даже раздобыли где-то кусок мыла.

Сестры радовались, купая Ясмину, подбривая и одаривая молитвами. Закрыв глаза, она представляла, что это миква в Piccola Сицилии, что она очищается от прошлого. Если достаточно долго держать глаза закрытыми, можно увидеть Виктора. Мальчишка на пляже, кожа в налипшем песке, отблески солнца в глазах. В военной форме на пирсе Piccola Сицилии, когда она сказала ему про Жоэль. И с ребенком на плечах – той штормовой ночью, в волнах, из которых он не выбрался. Но потом она снова открыла глаза и заставила себя забыть – как велел рабби.

– Мори́с, – прошептала она, – мой муж – Мори́с.

Требовалось какое-нибудь колдовство, чтобы укротить воспоминания. Ясмина захотела нарисовать на коже глаза, цветы и звезды. Альберт объявил это дикостью, но она настояла, чтобы для свадьбы ее разрисовали хной. Пусть она теперь европейская женщина, но без той восточной девочки, какой была прежде, Ясмина чувствовала себя неполной. А после того как половина ее души исчезла в море, она не желала потерять еще часть себя. Хны здесь не водилось, но сестры из Триполи раздобыли на почте чернил и перьевую ручку, которой расписали Ясмине ладони, предплечья и стопы символами старых времен – защитой от сглаза.