Но, оглядываясь назад, он теперь понимал разницу между своей любовью к Фанни и к Ясмине. Первая была романтической. Летние дни на Ванзее и ночные звездопады, мечты о будущем, письма из-за моря. Вторая любовь деятельная и конкретная – носить Жоэль по полуденной жаре, поддерживать Ясмину, когда она не находит себе места, раствориться в ее характере, настолько же невыносимом, насколько и притягательном. Она была женой – с ней он не мечтал о будущем, с ней он делил настоящее. Однако, прокручивая возможные версии письма из Берлина, Мори́с не мог вообразить одного: там, среди войны, хаоса и смерти, возникла новая жизнь.
Ночью, когда все спали, он тихо встал, вышел из павильона, сел под фонарем и, подложив под листок бумаги книжку Герцля, принялся писать ответ Фанни – еще до того, как получил ее письмо. В тот момент он вовсе не был уверен, что отправит его. Возможно, письмо его было способом убедить себя, что он принял верное решение. Мысли, облеченные в слова на бумаге, обретали завершенность, а именно этого он искал в те недели странствий по Италии – чтобы решение стало действием. Потому что просто решение откладывало настоящее на потом.
Рим, 10 сентября 1945 года Дорогая Фанни, я надеюсь, что мое письмо застанет тебя в добром здравии. Я так рад, что ты жива! Твое письмо пришло в Тунис уже после того, как я оттуда уехал. Сейчас я в Риме. Но и здесь не задержусь надолго. Я предполагал вернуться на родину. Но, сам того не желая и не будучи к этому подготовлен, я обрел другую родину. Ту, что находится в сердце. Бывают моменты, когда на чужбине теряешь ориентацию. А потом их сменяют моменты, когда все внезапно кажется ясным и понятным. То, что раньше было чужим, становится вдруг привычным, а то, к чему был привязан раньше, становится чужим. Дорогая Фанни, я женюсь. Я знаю, с точки зрения морали это неправильно. И все же мое сердце говорит мне, что я поступаю верно. Может быть, где-то по ту сторону добра и зла есть место, где мы сможем встретиться. Любящий тебя Мориц