– Адвокаты и я изучили ваш отчеты. Хотите ли вы что-либо добавить к нему?

Кензи энергично кивает:

– Хочу. Прежде всего я считаю необходимым сообщить суду о том, что это я позволила Мэрайе Уайт прийти в больницу вчера в два часа ночи.

У Меца отвисает челюсть. Джоан разглядывает свои колени. Судья просит Кензи объясниться.

– Ваша честь, я знаю: вы вправе обвинить меня в неуважении к суду и заключить под стражу. Но прежде чем вы это сделаете, я прошу вас меня выслушать, потому что я очень привязалась к этому ребенку и очень не хочу, чтобы произошла ошибка.

Судья осторожно изучает Кензи взглядом:

– Продолжайте.

– Как вы знаете, я уже представила суду свой отчет. Встретившись со многими людьми, я пришла к выводу, что если девочке угрожает какая-то опасность, то ей лучше сменить обстановку. Поэтому в документе, который вы держите в руках, я высказалась за то, чтобы передать опеку над Верой ее отцу.

Мец, осклабившись, хлопает клиента по плечу.

– Однако, – продолжает Кензи, – в субботу вечером врач сказал миссис Эпштейн, что Вера, возможно, умирает. Я посчитала, что система правосудия США не вправе мешать матери попрощаться с ребенком. И я приняла решение. Позвонила миссис Уайт и вызвала ее в больницу. Тогда, Ваша честь, я думала, что просто проявляю доброту и что на моем отчете это никак не отразится. Но произошло неожиданное. – Кензи качает головой. – Честное слово, я не в состоянии это объяснить. Могу только сказать, что собственными глазами видела, как ребенок, доживавший последние минуты, при появлении матери сразу же вышел из комы. – На несколько секунд Кензи замолкает. – Я понимаю, Ваша честь: зал суда не то место, где делятся личными наблюдениями. И все-таки я хотела бы рассказать одну историю, потому что она повлияла на мое решение. Мои прабабушка и прадедушка прожили вместе шестьдесят два года. Потом у него случился удар, и он умер. Она ничем не болела, но через два дня тоже умерла. У нас в семье считают, что от разбитого сердца. Врачи, конечно, такого диагноза не поставили, но они занимаются человеческим телом, а не душой. Горе может убить человека. В таком случае, судья Ротботтэм, кто сказал, что радость не может вернуть его к жизни? – Кензи подается вперед. – Ваша честь, прежде чем стать опекуном по назначению суда, я была адвокатом. Я умею мыслить как юрист. Я пыталась проанализировать эту ситуацию чисто рационально, но такой подход здесь не действует. Я беседовала с разными людьми: одни рассказывали мне про видения, плачущие статуи и Страсти Христовы, другие – про религиозное шарлатанство. Я слышала о тяжелобольных, которые внезапно выздоравливали, случайно соприкоснувшись с Верой в лифте больницы. В последнее время я наблюдала много необъяснимых вещей, и ничто из увиденного мной не указывало на Мэрайю Уайт как на возможную виновницу болезни ее дочери. Наоборот, я думаю, она вернула девочку к жизни. Следовательно, разлука с матерью отнюдь не будет благотворна для Веры. – Кензи прокашливается. – Поэтому извините меня, Ваша честь, но я прошу вас полностью проигнорировать мой отчет.