Я вскинула руки вверх, показывая – сдаюсь, я не опасна! – и крикнула:

– Bitte![65] – с трудом поднимаясь на ноги. Из-за слабости мне пришлось ухватиться за загородку, чтобы сделать это.

Женщина подняла вилы, но потом медленно, невыносимо медленно, опустила их и прижала к телу, будто ставя преграду между мной и собой. Она склонила голову набок и рассматривала меня.

Могу себе представить, что́ она видела. Скелет, с ног до головы облепленный грязью. Полосатая арестантская роба, затасканная розовая шапка и варежки.

– Bitte, – снова пробормотала я.

Женщина приставила вилы к стене и выбежала из сарая, закрыв за собой тяжелую дверь.

Свиньи жевали шнурки моих ворованных ботинок. Курицы, сидевшие на перегородке, отделявшей курятник от свинарника, хлопали крыльями и кудахтали. Я отодвинула задвижку на деревянных воротцах, чтобы выйти наружу. Жена фермера ушла, потому что испугалась, но это не означает, что она уже не идет обратно вместе с мужем, вооруженным ружьем. Я быстро набила карманы свинячьим кормом, потому что не знала, когда еще мне удастся раздобыть себе еду. Однако не успела я выскользнуть за дверь, как она отворилась снова.

На пороге стояла жена фермера с караваем хлеба, кружкой молока и тарелкой сосисок. Она подошла ко мне и прошептала:

– Ты должна поесть.

Я замялась, размышляя, не ловушка ли это. Но я была слишком голодна, чтобы упустить такой шанс. Я схватила сосиску с тарелки и запихала в рот. Оторвала кусок от хлеба и сунула за щеку, так как челюсть у меня продолжала болеть и жевать было трудно. Жадно осушила кружку с молоком, чувствуя, как оно струйками течет по подбородку и шее. Сколько времени я не пила свежего молока? Потом я вытерла рукой рот и смутилась: что ж это я веду себя как животное на глазах у этой доброй женщины.

– Откуда ты? – спросила она.

Фермерша говорила по-немецки, значит мы, наверное, уже перешли границу Германии. Возможно ли, чтобы обычные люди здесь не представляли, что творится в Польше? Эсэсовцы совсем заморочили им голову? Не успела я придумать ответ, как она покачала головой:

– Лучше не говори мне. Оставайся. Тут безопасно.

Как я могла довериться ей? Большинство немцев, с которыми свела меня судьба, – жестокие звери без зачатков совести, это верно. Но были же и герр Бауэр, и герр Фассбиндер, и гауптшарфюрер.

Так что я кивнула. Женщина указала мне на сеновал. Туда вела лестница, сбитая из деревянных жердей, сквозь трещину в крыше лился свет. Не выпуская из руки кусок хлеба, который дала мне хозяйка, я забралась наверх, легла на кипу сена и заснула раньше, чем жена фермера успела закрыть за собой дверь сарая.