– Потому что речь не идет о правоте или неправоте. Речь идет о жизни и смерти, а именно – Шэя. Я скажу то, что должна, чтобы выиграть для него этот процесс. Такова моя работа. И ваша тоже. И дело тут не в каком-то откровении, не в том, кем Шэй мог бы стать в будущем. Дело в том, кем он является сейчас: приговоренный к смерти убийца, которого казнят, если я ничего не сделаю, чтобы этому помешать. Мне не важно, кто он – бродяга, королева Елизавета или Иисус Христос. Важно лишь, чтобы мы выиграли этот суд и чтобы он мог умереть на своих условиях. Это означает, что вы подниметесь на эту чертову трибуну и поклянетесь на Библии, которая, насколько я понимаю, может теперь стать для вас неактуальной, поскольку вы нашли Иисуса на первом ярусе. И если вы будете пороть чепуху в ответ на мои вопросы и испортите все для Шэя, я сделаю вашу жизнь невыносимой. – Мэгги окончила свою речь с красным лицом, едва дыша. – Это старое Евангелие… – добавила она. – Слово в слово? – (Я кивнул.) – Откуда вы об этом узнали?
– От вашего отца, – ответил я.
Мэгги удивленно подняла брови:
– Не собираюсь вызывать в качестве свидетелей священника и раввина. Судья будет ожидать ключевой реплики.
– У меня есть идея.
Мэгги
Мэгги
В переговорной комнате за пределами первого яруса Шэй взобрался на стул и начал беседовать с мухами.
– Налево, – командовал он, повернув голову к вентиляционной решетке. – Давай. Ты сможешь.
Я на миг оторвала глаза от своих записей:
– Это ваши питомцы?
– Нет, – ответил Шэй, спускаясь со стула.
Волосы у него были спутаны, но только с одной стороны, и из-за этого он в лучшем случае выглядел рассеянным, а в худшем – психически больным. Я не знала, как мне убедить его причесать волосы перед завтрашним выходом в зал суда.
Мухи кружили по комнате.
– У меня дома живет кролик, – сказала я.
– На прошлой неделе, перед тем как меня перевели на первый ярус, у меня были питомцы, – отозвался Шэй и покачал головой. – Это было не на прошлой неделе. Это было вчера. Не помню.
– Не имеет значения…
– Как его зовут?
– Что-что?
– Кролика.