– Я не скажу папе, – пообещала я, но мама заметила, что это не важно.

Она объяснила мне, что мы вовсе не поменяли религию. Это просто украшения, убранство. Можно восхищаться упаковкой, не вынимая то, что внутри коробки.

После встречи с Шэем я села в машину и позвонила маме в ее салон.

– Привет, – сказала я. – Что ты сейчас делаешь?

Она ответила не сразу.

– Мэгги? Что случилось?

– Ничего. Просто хотела тебе позвонить.

– Что-то случилось? Тебе нехорошо?

– Разве я не могу позвонить маме просто потому, что хочется?

– Можешь, – ответила она, – но не звонишь.

Что ж, с реальностью не поспоришь. Сделав глубокий вдох, я ринулась вперед:

– Помнишь тот раз, когда ты отвезла меня к Санте?

– Только, пожалуйста, не говори мне, что ты собираешься обратиться в другую веру. Это убьет твоего отца.

– Никуда я не обращаюсь, – сказала я, и мама с облегчением вздохнула. – Просто я вспоминала тот случай, вот и все.

– И ты позвонила сказать мне об этом?

– Нет, – ответила я. – Я позвонила, чтобы попросить прощения.

– За что? – рассмеялась мама. – Ты ничего такого не сделала.

В этот момент я вспомнила, как мы лежали на полу торгового центра, глядя на зажженные елки, и над нами склонился охранник. «Дайте ей еще несколько минут», – попросила его мама. Передо мной мелькнуло лицо Джун Нилон. Может, в этом и состоит обязанность матери: тянуть время ради ребенка, что бы там ни было. Даже если ей приходится делать что-то помимо своей воли, даже если она чувствует себя беспомощной.

– Да, – ответила я. – Знаю.