– Да, – признался Флетчер.

– И все же в отсутствие личного контакта вы пожелали выступить в суде свидетелем того, что просьбу мистера Борна пожертвовать свой орган можно подогнать под ваше неточное определение религии. – Гринлиф взглянул на него. – Полагаю, в вашем случае от старых привычек легко избавляются.

– Протестую!

– Беру свои слова назад. – Гринлиф направился на место, но потом повернулся. – Еще один вопрос, доктор Флетчер, – по поводу вашей дочери. Ей было семь лет, когда она оказалась в центре шумихи, поднятой религиозными СМИ и чем-то напоминающей нынешнюю?

– Да.

– Вам известно, что ей было столько же лет, сколько и девочке, убитой Шэем Борном?

У Флетчера на скуле заиграли желваки.

– Нет.

– Как бы вы относились к Богу, если бы убили вашу падчерицу?

– Протестую! – вскочила я.

– Протест отклоняется, – откликнулся судья.

Флетчер помедлил с ответом.

– Полагаю, такая трагедия – испытание веры любого.

Гордон Гринлиф сложил руки на груди:

– Тогда это не вера. Это приспособленчество.

Майкл

Майкл

Во время перерыва на ланч я пошел повидать Шэя в изоляторе. Он сидел на полу рядом с решеткой, а снаружи на табурете караулил федеральный маршал. Шэй держал в руках карандаш и клочок бумаги, как будто брал интервью.

– Х, – сказал маршал, и Шэй покачал головой. – М?

Шэй нацарапал что-то на бумаге.