– У меня остался последний палец на твоей ступне, чувак.

Маршал затаил дыхание.

– К.

– Я выиграл, – ухмыльнулся Шэй.

Он нацарапал на бумаге что-то еще и передал листок через решетку. Только тогда я заметил, что это игра в виселицу и что на этот раз Шэй – палач.

Нахмурившись, маршал уставился на листок:

– Нет такого слова «жигжиг».

– Когда мы начали играть, ты не сказал, что слова должны быть настоящие, – отозвался Шэй и заметил меня на пороге.

– Я духовный наставник Шэя, – сказал я маршалу. – Можем мы поговорить?

– Нет проблем. Мне как раз надо отлить.

Он встал, предлагая мне освободившийся табурет, и вышел из комнаты.

– Как твои дела? – тихо спросил я.

Борн отошел к задней стене изолятора, лег на койку и повернулся лицом к стене.

– Я хочу поговорить с тобой, Шэй.

– То, что вы хотите поговорить, не значит, что я хочу слушать.

Я опустился на табурет.

– В коллегии присяжных на твоем суде я был последним, кто проголосовал за смертную казнь, – сказал я. – Как раз из-за меня мы так долго совещались. И даже после того, как другие присяжные убедили меня в своей правоте, мне было не по себе. Меня донимали панические атаки. Однажды во время одной из них я зашел в собор и начал молиться. Я стал часто молиться, и паника отступила. – Я положил руки на колени. – Я подумал, это знак свыше… – (Не поворачиваясь ко мне, Шэй фыркнул.) – Я по-прежнему считаю, что это знак свыше, потому что он вернул меня в твою жизнь.

Шэй повернулся на спину и прикрыл глаза рукой.

– Не обманывайте себя, – сказал он. – Он вернул вас в мою смерть.