– Почему?

– Мне вовсе не жаль, что отец умер. Он меня совсем не любил.

– Этого ты не знаешь.

Адвокат Газуль, чья молодость пока оберегала его от многих тревог, пришел в волнение от мысли о том, что в каком-то смысле он выполняет функции отца по отношению к мальчику лучше, чем сам Сантьяго. То есть он выступает в качестве отца Ее сына.

– Еще как знаю. Он всегда как-то странно на меня смотрел. – Мальчик сделал глоток газировки. – Почему бы нам не поехать в Торену?

– Нет. Сегодня детям там нечего делать. Там идет работа.

– И что?

– Твоя мама сказала, чтобы я отвез тебя в Барселону, и я тебя туда отвезу. Думаю, ты не захочешь огорчить ее.

– Иногда мне кажется, что мама даже не знает, что я существую.

Адвокату Газулю вдруг стало очень неловко оттого, что в баре на окраине Франкезес, как говорится, тихий ангел пролетел: он так близко и явственно воспринял сквозившую во фразе мальчика горькую обиду, что ему показалось, что это он сам ее высказал.

47

Восемнадцатого ноября тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года, через несколько дней после блестящего открытия новоиспеченной лыжной станции на Тука-Негре, исполнялось немногим более тринадцати лет с того дня, когда раб божий Ориол Фонтельес Грау принял героическую мученическую смерть. Именно этот день избрал его преосвященство епископ Сеу-д’Уржель для того, чтобы торжественно подтвердить, что высокие добродетели сего раба божьего не вызывают сомнения и вполне достаточны для провозглашения его Досточтимым.

Торжественный акт состоялся в соборе Сеу, и в нем приняли участие многочисленные верующие, среди которых выделялось внушительное представительство лучших людей Торены, чудесного местечка в чудесной долине Ассуа, расположенной в чудесном Пальярсе, в чудесной комарке Лериды, чудесной провинции трудолюбивой и чудесной Каталонии. Ведь именно в Торене произошла трагедия, приведшая к мученическому подвигу того, кто отныне может именоваться Досточтимым Ориолом Фонтельесом.

Пресса умолчала о том, что среди присутствующих явно недоставало каноника собора, выдающегося ученого, добродетельного доктора Аугуста Вилабру, одного из инициаторов причисления к лику Блаженных вышеупомянутого Досточтимого.

– Да, а почему он не пришел?

– Он в больнице.

– Матерь Божия. Что с ним случилось?

А случилось с ним то, что он впервые всерьез повздорил со своей племянницей, Элизендой Вилабру-и-Рамис. Извлекать на свет божий грязное белье вредно для здоровья.

Грязным бельем в данном случае оказалось нотариальное извещение с прилагаемым к нему документом. Извещение гласило, что ввиду истечения четырех лет с момента кончины клиента нотариальная контора «Кома-Гаррига» города Лериды вручает прилагаемый документ в указанные руки и предоставляет его в полное распоряжение сего лица. Указанные руки принадлежали отцу Аугусту Вилабру, который по прочтении тут же выронил прилагаемый документ, будто тот жег ему кожу. Элизенда подняла бумагу, стараясь сдержать дрожь в руках, и приступила к чтению. Она тут же узнала примитивный стиль Валенти Тарги и поняла, что ее Гоэль приберег сей подлый ход в игре в качестве мести за все, и прежде всего за ее любовь к Ориолу. Что ее больше всего поразило, так это что Валенти оказался способным спланировать то, что должно было осуществиться, когда он уже будет пребывать в царстве мертвых. В документе утверждалось, что свидетельства об истинных обстоятельствах смерти Ориола Фонтельеса, приведенные в свое время Элизендой Вилабру и им самим, являются недействительными. Я отказываюсь от всего сказанного мною, несмотря на то что я свидетельствовал под священной присягой. Никаких маки, никакого мученика, никакой дарохранительницы. Ориол Фонтельес был проходимцем и прелюбодеем, любовником вышеназванной сеньоры Элизенды Вилабру и наемным убийцей маки, который даже осмелился покуситься на жизнь вашего покорного слуги, нижеподписавшегося Валенти Тарги. А сама она, эта такая важная дама, такая благородная сеньора, на самом деле всего лишь вульгарная членососка.