– Как ты жалок.

А я думала, ты будешь вести себя более элегантно, Жорди, клянусь своим раком.

Какое-то время оба молчали. Жорди не поднимал глаз от стола, боясь смотреть вокруг, чтобы не испытывать еще больше стыда. Когда молчание стало совсем невыносимым, Жорди отважился нарушить его:

– Ну что ты морочишь себе голову? – Учительским тоном: – Ты что же, думаешь, мы с Жоаной?.. Правда думаешь? Неужели ты так мало мне доверяешь? – Глубоко оскорбленным тоном: – Так мало?

– Если сегодня вечером, когда я вернусь домой, я увижу хоть одну твою вещь, я выкину ее в окно. Как Софи Лорен.

– Может быть, нам стоит поговорить?

– Ты все сказал. А мне ты не дал высказаться. – Она выпрямила спину и повысила голос, чтобы Жорди испытал неловкость: – Разве мы не договаривались быть честными по отношению друг к другу, Жорди?

Жорди поднял вверх палец, видимо в надежде придумать какую-нибудь очередную глупость. Однако после нескольких мгновений раздумья убрал его и опустил голову. Он отступал с поля боя. Наверняка потому, что она застала его врасплох. У него еще хватило смелости взглянуть ей в глаза:

– Что тебе сказал врач?

Тина встала и посмотрела на часы:

– Я вернусь домой около одиннадцати. И не вздумай забирать Юрия.

Она собиралась сказать ему ты сукин сын, но не сделала этого. Собралась сказать даю тебе вторую, третью, четвертую возможность, но и этого не сделала. Просто встала и ушла с суровым, стальным, потухшим взглядом, потому что не хотела, чтобы слезы хлынули у нее из глаз до того, как она доберется до своего «ситроена». Что ее разозлило больше всего, так это что Жоана так никуда и не ушла. Сидела в своей новенькой зеленой машине невнятной модели. А она ведь решила, что Жоана отправилась к себе домой рыдать от злости, но оказалось – нет: никуда она не уехала, сидела себе преспокойненько и ждала, пока Тина исчезнет, освободив ей путь и жизнь – освободив окончательно и бесповоротно.

Тина завела мотор. Старенький «ситроен» завелся с первого раза, словно торопясь покинуть эту мерзкую дешевую гостиницу, которую Жорди превратил в свой второй дом.

Чтобы убить время до одиннадцати часов вечера, она отправилась в мастерскую Серральяка узнать, прочел ли он записи Ориола, и спросить, не пьет ли он в это время кофе. Она обнаружила его в чистом, аккуратном кабинетике пыльной мастерской. Рабочие прибирались в помещении, готовясь уйти, а он о чем-то спорил со своей дочерью, которую так и не удосужился представить Тине. Когда дочь вышла из кабинета, Серральяк жестом пригласил женщину войти. Да, он в это время тоже обычно пьет кофе. Каменотес предложил ей сесть, открыл ящик стола и вынул оттуда папку с записями Ориола.