Небольшой — и численно и по габаритам — отряд из "Адас Исраэль" прошелестел сквозь скорбь как бриз: они принесли табуреты, завесили зеркала, организовали угощение и выставили Джейкобу недетализированный счет, но запросить уточнения было бы равнозначно еврейскому сеппуку. Будет скромная служба, затем погребение в Джудеан-Гарденз, затем скромный киддуш[37] в доме Ирва и Деборы, затем вечность.
На похоронах была вся местная родня и несколько старых чудаковатых евреев из Нью-Йорка, Филадельфии и Чикаго. Джейкоб не раз встречал этих людей, но только на церемониях перехода: бар-мицвах, свадьбах, похоронах. Их имен он не знал, но лица рефлекторно, сразу, навевали экзистенциальные выводы: если вы тут, если я вас вижу, должно быть, происходит что-то важное.
Рав Ауэрбах, знавший Исаака несколько десятилетий, месяцем раньше перенес инсульт и потому доверил проведение обряда другому — молодому, взъерошенному, бойкому и, похоже, туповатому недавнему выпускнику того учреждения, где готовят раввинов. На нем были незашнурованные теннисные туфли, и Джейкоб видел в этой неряшливости своего рода приношение человеку, который, вероятно,
Перед началом службы новый рав подошел к Джейкобу и Ирву.
— Сожалею о вашей утрате, — сказал он, сложив ладони ковшиком перед собой, будто в них было сочувствие, или мудрость, или пустота.
— Да, — ответил Ирв.
— Есть некоторые обрядовые…
— Не распространяйтесь. Мы не религиозная семья.
— Пожалуй, это зависит от того, как понимать
— Пожалуй, не зависит, — поправил его Джейкоб, вступаясь не то за отца, не то за отсутствие бога.
— И это сознательная позиция, — продолжил Ирв. — Не лень, не инертность, не ассимиляция.
— Я уважаю вашу позицию, — сказал рав.
— Мы не хуже любых других евреев.
— Уверен, вы лучше большинства.
Ирв мгновенно парировал:
— Меня не особенно волнует, что вы уважаете, а что нет.
— И это я тоже уважаю, — сказал рав. — Вы человек твердых убеждений.