— Он очень часто скулит, иногда всю ночь напролет. И ему трудно вставать и садиться.

— Нехорошо.

— Это с ним уже довольно давно, но в последние полгода стало хуже. Он почти ничего не ест. И у него недержание.

— Все это очень неважные известия.

"Известия". Впервые после землетрясения Джейкоб услышал это слово не о Ближнем Востоке.

— Наш ветеринар в округе Колумбия давал ему пару месяцев, но прошло уже почти полгода.

— Ты у нас борец, — сказал Аргусу ветеринар. — Борец, да?

Джейкобу все это не нравилось. Ему не хотелось думать, что Аргус борется за жизнь, которую у него сейчас отнимут. И хотя он понимал, что Аргус борется со старостью и болезнью, здесь собрались трое: Аргус, Джейкоб и ветеринар, который исполнит желание Джейкоба в ущерб желанию Аргуса. Но на самом деле все не так просто. Джейкоб это понимал. Но он также понимал, что в каком-то смысле все именно предельно просто. Нет способа сказать собаке: жаль, что мы живем в этом мире, но другого места для жизни нет. Или, может, нет способа этого не сказать.

Ветеринар еще несколько мгновений смотрел Аргусу в глаза, теперь уже молча.

— Что вы думаете? — спросил Джейкоб.

— Что я думаю?

— Обо всем этом?

— Я думаю, что вы знаете свою собаку лучше, чем кто бы то ни было, и уж конечно лучше, чем старик ветеринар, который знаком с ней всего пять минут.

— Угу, — сказал Джейкоб.

— По моему опыту, а опыт у меня немалый, люди понимают, когда приходит пора.

— Не представляю, чтобы когда-нибудь мог это понять. Но это ведь больше говорит обо мне, чем о состоянии Аргуса.

— Возможно.

— Я чувствую, что пора. Но я не знаю, что пора.

— Ладно, — сказал ветеринар, вставая. — Ладно.

Он взял шприц из стеклянной банки на стойке — рядом с вазой с лакомствами — и вынул из шкафчика маленький флакончик.