Светлый фон

– Ну, раз другого выхода нет, что же, придется пить! – мрачно заключил Кочкин.

– А почему такое упадническое настроение? Нет, с таким настроем веселье начинать нельзя. Взбодрись! Майор – это что, в твоей жизни первый человек, которого ты будешь спаивать? Да у тебя за плечами их сотни, а ты прикидываешься девственником.

– Да не прикидываюсь я, просто у других нормальная служба, а у меня… – Меркурий махнул рукой.

– И у тебя нормальная служба. Ты сам ее для себя выбрал. Разве это был не ты, когда пришел ко мне, просил взять тебя в сыскную? Слезно просил…

– И ничего не слезно! – Кочкин сел к Фоме Фомичу боком и угрюмо уставился в стену.

– Чувствую, что тебе, Меркуша, отдохнуть надо. Вот найдем Скворчанского, и дам тебе отпуск. Поезжай куда-нибудь, развейся…

– Да вы уж который раз мне про отпуск говорите, а все не пускаете, все дела какие-то. В этот раз будет ровно то же, не видать мне отпуска!

– Ну, не надо таких мрачностей – не видать отпуска. Будет тебе отпуск! Будет, если, конечно, после того, как мы отыщем Скворчанского, не произойдет ничего срочного. Ну а если произойдет, то не обессудь!

– Вот и я говорю, не будет отпуска.

– Ладно, что-то мы с тобой не о том, вернемся к нашему разговору. Пить – это, конечно, нехорошо, даже плохо, но если этого требует дело, это не только не возбраняется, а приветствуется. Однако, признаюсь тебе, напоить майора нужно не для того, чтобы он нам что-то разболтал, а по другой причине…

– И что же это за причина такая? – снова развернулся к Фоме Фомичу чиновник особых поручений.

– Ты, надеюсь, помнишь о фотокарточке, которую нам показывал Шестаков?

– Помню!

– И помнишь куда он ее спрятал?

– Да, он сунул ее туда же, откуда, перед тем как нам ее показать, вытащил, – в саквояж.

– Так вот, нам нужно будет эту карточку заполучить.

– Нам… мне нужно будет ее украсть?

– Ну… – фон Шпинне поджал губы, – я, конечно, ценю простоту и ясность выражений, однако украсть – это слишком просто и слишком ясно, я бы назвал это тайным несанкционированным изъятием…

Кочкин вдруг насторожился, тихо встал, подошел к двери и, повернувшись к ней правым боком, прислушался.

– Что? – понизив голос, спросил начальник сыскной.