— Я…

— Ммм?

— Прекрасно выглядишь.

Она снова встретилась с ним глазами, и взгляд у нее был ясный и почти теплый.

— Не надо.

— Что не надо?

— Ты знаешь, о чем я. — Она глядела в пол, сложив руки на груди и обхватив ладонями локти.

— Я…

— Что?

— Виноват.

— Я знаю. — Она кивнула. — Ты уже достаточно наизвинялся. Более чем достаточно. Ты пекся, — она подняла на него глаза, — о респектабельности. Разве не так?

Господи, только не это слово, опять это слово, и прямо ему в лицо. Если бы он мог, то изъял бы это словцо из своего лексикона, безвозвратно уничтожил, чтобы оно никогда не приходило ему в голову, а следовательно, никогда не слетало с губ. Он был пьян, когда его произнес. Пьян и к тому же поражен ее ужасными откровениями об Ирландии. О Квентине Финне.

«Респектабельность». Вот черт.

Он развел руками, словно ему не хватало слов.

— Теперь моя очередь, — проговорила она. — Респектабельной стану я.

Он покачал головой:

— Нет.

И по гневу, залившему ее лицо, он почувствовал, что она снова неправильно его поняла. Он имел в виду, что респектабельность — недостойная для нее цель. Но она, как видно, решила, что он хотел сказать — она и респектабельность две вещи несовместимые.

Прежде чем он успел объяснить, она проговорила:

— Твой брат сделал мне предложение.