Дэнни давно заметил, что порой предчувствие или близость опасности как бы замедляют течение жизни, и происходящее доходит до тебя, словно через толщу воды. Но иногда случается, что опасность налетает стремглав, никакой секундной стрелке не угнаться. Так вышло и сейчас. Как только они с Главяком узнали друг друга, машина затормозила, все пассажиры высыпали наружу. Дэнни попытался выхватить револьвер, но ему помешал зажатый под мышкой китель. Главяк сграбастал Дэнни, прижав его руки к бокам, поднял, перенес через тротуар и шмякнул спиной о каменную стену.

Удар палкой пришелся по подбитому глазу.

— А ну говори! — Главяк плюнул ему в лицо.

Дэнни просто плюнул в ответ в заросшее лицо великана и заметил в своей слюне кровь.

Главяк боднул Дэнни в переносицу. В голове взорвалась желтая вспышка, тени опустились на окруживших его людей, словно небо упало на землю. Кто-то треснул его палкой по голове.

— Ты знаешь, что с товарищем Натаном? — Главяк затряс Дэнни так, словно тот весил не больше ребенка. — Он потерял ухо. А может, потерял и глаз.

Чьи-то пальцы схватились за его пистолет. Кулаки молотили его по груди, животу, по спине, по шее, а он чувствовал полнейшее спокойствие. Чувствовал, что рядом стоит Смерть и голос Смерти негромок. Смерть сказала: все в порядке. Пора. Передний карман оторвался от штанины, мелочь просыпалась на тротуар. И пуговка тоже. Дэнни с необъяснимым чувством утраты смотрел, как она катится по мостовой и падает в решетку водостока.

«Нора», — подумал он. — «Пропади все пропадом. Нора».

Когда они покончили с делом, Петр Главяк отыскал в канаве револьвер Дэнни, швырнул ему на грудь. Петр вспомнил всех, кого он убил за минувшие годы лицом к лицу, — четырнадцать человек. Это не считая целого подразделения царских гвардейцев, которых они окружили посреди горящего поля пшеницы и не давали вырваться. Семь лет спустя он до сих пор чуял этот запах, до сих пор слышал, как они плачут, словно дети малые, когда пламя подступило к их волосам, к их глазам. Невозможно было изгнать этот запах из ноздрей, эти звуки — из ушей. Сделанного не воротишь. И не смоешь. Он устал убивать. Потому-то и приехал в Америку. Потому, что страшно устал. За смертью всегда следовала новая смерть.

Главяк еще пару раз плюнул в копа-предателя, потом все сели в автомобиль и укатили.

Лютер навострился незаметно проскальзывать к Норе и так же незаметно выбираться. Он давно понял: больше всего шума производишь, когда пытаешься вести себя потише, так что он с должным старанием прислушался, прижав ухо к ее двери, но, как только убедился, что снаружи пусто, быстро и плавно повернул дверную ручку, вышел и толкнул дверь назад. Еще до того, как она защелкнулась, Лютер уже открывал дверь в переулок. Теперь все чисто: негр, выходящий из дома на Сколли-сквер, — эка невидаль, а вот негр, выходящий из комнаты белой женщины, — за такое негра убивают, братец.