Лютер помотал головой и услышал, как мужики разочарованно загудели и отвалили.

— Да только я и спасать тебя не стану, Байрон. Умрешь — стало быть, умрешь. Явился в такую даль, чтоб прикончить своего же, ради этой дряни, которую ты в себя пихаешь? — Лютер сплюнул.

В ответ Старик Байрон плюнул в Лютера кровью, но попал себе на рубашку.

— Всегда ты мне был не по нутру, Лютер. Ты все думаешь, что особенный.

Лютер пожал плечами:

— Я и есть особенный. Каждый божий день, когда не похож на тебя или них. — Он ткнул большим пальцем за плечо. — Ты, черт тебя раздери, чертовски прав, я особенный. Я их больше не боюсь, и тебя не боюсь, и цвета моей кожи не боюсь. Пошло оно все к чертям.

Старик Байрон выпучил глаза.

— Ты мне еще больше стал не по нутру.

— Ну и славно. — Лютер улыбнулся, сел на корточки рядом с Байроном. — Сдается мне, ты выживешь, старый хрен. Ты сядешь на поезд, приедешь обратно в Талсу. Ясно? А когда слезешь с поезда, сразу же дотрюхаешь до Дымаря и скажешь ему, что ты меня упустил. И еще ты ему скажешь, что теперь это все равно, потому как ему больше не стоит меня искать. — Лютер наклонился к нему. — Скажешь Дымарю, что я сам приду за ним. — Он ударил его по щеке. — Я возвращаюсь домой, Старик Байрон. Передашь это Дымарю. А если не передашь… — Лютер пожал плечами. — Тогда я скажу ему сам.

Он встал, прошел по битому стеклу, вылез через витрину. Он так и не оглянулся на Старика Байрона. Он знал, что покончил с тем, во что раньше верил, с чем мирился.

Сколли-сквер. Корт-сквер. Норт-Энд. Ньюспейпер-роу. Роксбери-кроссинг. Поупс-хилл. Кодмен-сквер, Эгглстон-сквер. Вызовы поступали со всего города, но больше всего — с участка Томаса Коглина. Южный Бостон просто взорвался.

Разбушевавшиеся толпы опустошили магазины вдоль Бродвея и выбросили из них товары на улицу. Не растащили, а именно выбросили; Томас не видел в этом никакой логики. От гавани до Эндрю-сквер, от канала Форт-пойнт до Фаррагут-роуд не осталось ни одного целого стекла ни в одном магазине. Такая же судьба постигла сотни жилых домов. На Ист-Бродвей и Вест-Бродвей стекся весь сброд, десять тысяч, и это число все растет. «Изнасилования. До чего мы дожили, — думал Томас, стиснув зубы, — изнасилования на людях».

А вызовы всё шли.

Управляющего ресторана «Малли» избили до потери сознания. Бедняга теперь в Хеймаркетской больнице. На Бродвее какие-то весельчаки протаранили угнанным автомобилем витрину пекарни «О’Доннелл». Но этого им показалось мало, и они ее спалили, обратив в золу семнадцатилетние мечты Деклана О’Доннелла. Молочная лавка Бадника уничтожена. Заведение Коннора и О’Кифа обращено в пепел. И так по всему Бродвею: галантереи, ателье, ломбарды, продуктовые, даже магазин велосипедов — все погибло.