Мия перевела взгляд на отца, а потом снова посмотрела на бабушку.
– Он очень хорошо играет в шахматы.
Бакстер испытал чувство облегчения, когда Эстер похлопала Мию по спине и продолжила:
– Ты ему ничуть не уступаешь, – пауза. – Если будешь злиться на меня, я пойму. Вы все имеете право на меня злиться. Однако я нашла в себе силы рассказать правду. И за это спасибо твоему папе. Он на многое открыл мне глаза.
Бакстер и Эстер обменялись улыбками, и он вдруг осознал, что за какие-то десять дней Эстер стала ему больше матерью, чем кто бы то ни было в его жизни.
– А почему дон Диего мне ничего не сказал? – спросила Мия.
– Он не знает. Сначала я хотела все рассказать тебе. А сейчас пойду к нему.
– Дедушка сильно разозлится?
Из груди Эстер вырвался стон. Она сама хотела бы знать ответ на этот вопрос.
– Сильно. Имеет полное право. И все же наверняка он будет счастлив. Диего очень хороший человек. И очень давно живет в одиночестве. Когда он узнает о тебе, о нашем маленьком американском чуде, которое стало возможно благодаря нашей любви… Думаю, остальное уже не будет иметь значение.
– Значит, если ты йайа, то он йойо?
Бакстер и Эстер снова громко рассмеялись. Такие приступы смеха случаются у людей, которым уже нечего терять, и остается лишь посмеяться над превратностями судьбы.
Эстер спросила:
– Еще есть вопросы, солнышко? Если нет, то я пошла. Думаю, он захочет прийти сюда.
– Точно?
– Уверена.
Эстер начала подниматься, и Бакстер вскочил на ноги.
Мать пожертвовала всем в надежде, что жизнь ее ребенка сложится лучше в другом месте – и тридцать восемь лет мучилась. Причем в этом конкретном случае надежды были не напрасны. Сколько всего хорошего произошло благодаря решению Эстер, включая маленькую девочку, которая сейчас рядом с ним!
Он уже хотел сказать, что не осуждает Эстер за ошибку молодости, но в последний момент передумал и протянул ей руку, чтобы помочь встать.