– Разве его не было утром? – не оборачиваясь, произнесла Розалин.

Китти теперь занималась тем, что отскабливала пригоревшую кашу от кастрюли.

– И что он сказал про Анну? – нажимала Либ.

– Что теперь она в руках Божьих.

Китти как будто пискнула. Сдерживала рыдание?

– Как и все мы, – пробубнила Розалин.

Либ пронизал приступ ярости – ярость на доктора, мать, горничную и членов комитета.

Но у нее есть миссия, и она не вправе позволить, чтобы что-то отвлекало ее.

– Эта особая месса сегодня, в полдевятого, – обратилась она к Китти нарочито спокойным голосом, – как долго длится эта церемония?

– Не могу сказать.

– Дольше обычной мессы?

– О, намного дольше, – ответила Китти. – Два часа или, может быть, три.

Либ кивнула – показать, что поражена.

– Я подумывала остаться сегодня позже, чтобы сестра смогла пойти на мессу вместе с вами.

– Не стоит, – сказала монахиня, появляясь на пороге спальни.

– Но, сестра… – запаниковала Либ. Но потом повернулась к Малахии О’Доннеллу, сидевшему у очага с газетой. – Разве не следует сестре Майкл тоже пойти, раз дитя так ее любит?

– Да, конечно.

Монахиня в замешательстве нахмурилась.

– Да, вы должны быть там с нами, сестра, – сказала Розалин О’Доннелл, – чтобы поддержать нас.

– С радостью, – откликнулась монахиня, однако вид у нее был по-прежнему озадаченный.