— Но я никак не могу понять — простите мою несообразительность, джентльмены, — говорит миссис Уотсон, — зачем нам вообще ее искать? Не следует ли нам скорее радоваться, что ее нежелание подтвердить в суде эти возмутительные обвинения против адмирала одинаково доказывают и ее трусость, и ее лживость?

Солиситор тяжело вздохнул, рассеянно теребя лацкан сюртука.

— Любое жюри, мадам, представляет собой часть публики, а публике не свойственно рассуждать и выстраивать логичные доводы. Слухи и необоснованные обвинения, как дурной запах, держатся долго.

— Точнее, — вставил Боувил, — липнут к ковру, как пыль и грязь, пока их не выбьешь!

— В Рэг-клубе ходят совершенно нелепые слухи, — заметил Уильям, — что мой брат тайно переправил эту Фейтфул за границу, если не того хуже.

Гарри пристально посмотрел на брата, недовольный тем, что тот не говорил ему об этом.

Бёрд покачал головой:

— Парадокс ситуации заключается в том, что, если адвокат миссис Кодрингтон не доставит в суд эту пропавшую свидетельницу, мы не сможем опровергнуть ее показания.

— Это же просто смешно! — взорвался Гарри. — Если бы вы знали мисс Фейтфул… Поверьте, она определенно не из тех женщин, что способны пробудить… — Вспомнив о присутствии миссис Уотсон, которая тоже была «не из тех женщин» и заигрывать с которой не пришло бы в голову ни одному мужчине, он резко оборвал фразу. — Даю слово джентльмена, что никогда не заходил в комнату, когда там спали моя жена и мисс Фейтфул, за исключением одного-двух раз, просто проверить огонь в камине.

— Но с какой стати?! — вдруг воскликнул Уильям, и все обернулись к нему. — Я хотел сказать, разве это не дело горничной?

Гарри чувствует, как вспыхнули щеки.

— По требованию Хелен я согласился жить в отдельных комнатах, но это не означало, что я не мог обратиться к ней с какими-либо вопросами или замечаниями по поводу домашнего хозяйства.

— А значит, проверка огня была только предлогом, — пробормотал Бёрд.

— Во время разговора я действительно мог присесть на край кровати, — резко заявил Гарри. — Но готов встать перед Фидо… мисс Фейтфул, — смущенно поправился он, — чтобы она заявила, глядя мне в глаза, что я когда-либо дотрагивался до нее!

— Адмирал, а она не могла затаить против вас личную вражду? — спросил Боувил.

— С какой стати? Когда она жила у нас в доме, я считал ее другом. — Он сам понимает, что это звучит неубедительно; впрочем, его все равно принимают за полного идиота.

— Но тогда она была еще совсем молоденькой, — заметил Боувил. — Возможно, теперь, когда она стала бороться за права женщин, она из принципа относится отрицательно к нашему полу?