Но все оказалось совсем как всегда. Соприкосновение. Временное соединение. Она не почувствовала ничего. Ее тело молчало. Она была за миллионы миль отсюда.
Мэри зажмурила глаза. Ее собственные мысли вызывали у нее омерзение.
Все заняло считаные минуты.
– О, Мэри! – выкрикнул он ей в ухо. – О, Мэри, о, Мэри, о, Мэри…
Он обрушился на нее всем своим весом, как любой другой мужчина… все та же тяжесть и невозможность дышать, то же липкое ощущение между ног, тот же холодок. Мэри невыносимо хотелось спихнуть его с себя, однако у нее все же хватило милосердия просто лежать спокойно.
Наконец Дэффи поднял голову. Глаза у него были мокрые.
– Это был самый счастливый час в моей жизни, – хрипло шепнул он.
Мэри вытянула шею и неуклюже поцеловала его в глаз. Невозможно, все это совершенно невозможно.
Он поднялся на колени и пошарил вокруг себя, в надежде отыскать потерянную пуговицу.
– Давай приходить сюда, на это самое место, каждую Вальпургиеву ночь, до конца наших дней.
Мэри перестала отряхивать юбку.
– Но, Дэффи, – осторожно начала она, – мы же не останемся в Монмуте навсегда.
– Где же еще нам быть?
У нее в голове вдруг застучало – словно сторож загремел своей трещоткой, предупреждая об опасности.
– Но здесь нам не будет места.
– Монмут растет, – бодро заявил Дэффи. – Очень скоро здесь будет достаточно места для двух портних и для двух корсетных мастерских. Возможно, начинать нам придется в каком-нибудь другом городе в Валлийской марке, но очень скоро мы сможем вернуться домой.
– Для меня это Лондон, – почти грубо сказала Мэри. – Я не знаю другого дома. Я лондонская девчонка.