Дэффи терпеливо покачал головой, словно разговаривал с неразумным ребенком.

– Уже нет, моя милая. Если бы ты только видела, как ты изменилась…

От гнева у нее потемнело в глазах.

– Я такая же, как всегда! А что касается тебя – я думала, у тебя есть хоть капля честолюбия! Я и понятия не имела, что ты намереваешься влачить жалкое существование в паршивом вороньем городишке!

Он побледнел.

– Если этот город достаточно хорош для Джонсов…

– К чертовой матери Джонсов! – выкрикнула Мэри. – Я хочу большего. Я не желаю становиться миссис Джонс для бедных!

Дэффи сцепил пальцы так крепко, что они побелели. У него было странно-болезненное выражение лица, будто у человека, который пытается припомнить второй куплет песни.

– Мэри, – взмолился он. – Пусть даже мы отбросим остальное в сторону, но… подумай, как нам растить детей в большом городе?

Она уставилась на него. На долю секунды она забыла, как мало он о ней знает. Он даже не представляет себе, кто она такая на самом деле: прожженная шлюха. Бесплодная тварь. Его наивность была настолько же отвратительна, насколько ее ложь.

Между ними не было ничего общего, теперь Мэри видела это совершенно ясно. Они были совместимы не более чем вода и масло. Они хотели от жизни разного, и у них были разные пути для того, чтобы добиться своих целей. В этой истории не было места для старого доброго «и они жили долго и счастливо…». Почему же она не видела этого раньше? Как она могла быть такой дурой?

– Я совершила ошибку, – тихо сказала Мэри и нагнулась, чтобы подобрать корзину.

– Что ты хочешь сказать?

– Я не могу стать твоей женой.

– Пока нет, я знаю, – заикаясь, выговорил он. – Но со временем…

Как ей вообще могло прийти в голову, что она способна выйти замуж за такого скучного, ничем не примечательного человека?

– Никогда, – бросила Мэри и устремилась прочь.

Джон Ниблетт привез новость, что война с Францией после семи долгих лет наконец окончена и что правительство приказало устроить празднования в каждом городе. Но мистер Джонс, весь вечер читавший «Бристоль меркюри», за оладьями на ужине вдруг заявил, что этот так называемый мир на самом деле позор и бесчестье.

– Мы побили этих собак вчистую, а теперь отдаем им Гваделупу и Мартинику!