Вместе с газетчиком я отвел тебя в лесок над Санта-Розой, и там ты немного прокатил его туда-сюда по дороге. Никогда не забуду, как смешно он выглядел, как сиял, сидя в высоком седле и радостно махая рукой, и с каждым твоим шагом его нелепые очки все сильней сползали ему на кончик носа. Но ты великодушно вытерпел и это унижение, как терпел многое и раньше, и я был очень тебе за это благодарен.
И все это время я думал о Джолли. Может быть, в том сражении он погиб? В газетах, конечно же, должны были быть и еще какие-то подробности. Я уже начал нетерпеливо теребить свою фляжку, надеясь, что она мне хоть что-то покажет – но она всегда показывала только то, что хотелось ей самой; теперь она показала мне лишь какой-то утес над узкой полоской реки. Так что пришлось самому додумывать остальное. Бишоп, Бишоп, Бишоп – твердила эта газета. Бишоп поднял людей в атаку и возглавил ее верхом на огромном белом верблюде.
А у меня перед глазами стоял Джолли: готовясь к сражению, он подтягивал подпругу и поправлял седло. И вся колонна верблюдов укрывалась в маленькой рощице, состоявшей из местных корявых дубков. Шел легкий утренний дождь. Койот оплакивал быстро исчезающий сумрак ночи. А вокруг нерушимой стеной стояли индейцы мохаве. Сквозь густой дым от их костров даже луну в небе было еле видно. Мохаве были полны праведного гнева и ничего не боялись. И тут верблюды с погонщиками – сплошной перезвон колокольчиков и стрельба – ринулись вперед.
А где же был я? А я все это воображал, находясь в небольшом леске, залитом лунным светом.
Впервые мне пришло в голову, что наше с тобой бегство, Берк, возможно, лишило нас чего-то. Даже, пожалуй, ограбило. Да, именно так. И это ощущение все глубже проникало мне в душу. На этот раз оно не имело никакого отношения ни к Хоббу, ни к Доновану. Я сам так чувствовал. И из-за этого мое настроение стало портиться прямо на глазах. И у Габриэлы тоже. Она тем временем получила письмо от мужа, на этот раз с почтовым штемпелем Кентукки. Он возвращался домой. Несколько дней ушло на арифметические подсчеты – мы пытались определить, сколько времени у нас еще осталось. Сколько – если муж Габриэлы застрянет в Небраске, и сколько – если он задержится в пути из-за налетов в обеих Дакотах?
Наши с Габриэлой дневные свидания приобрели горьковатый привкус. Обычно мы доезжали на тебе до излучин Грин-Ривер, вьющейся по долине, точно веревка, и просто сидели у воды, предаваясь печали.
– Мы могли бы уехать вместе, – предложил я. – А он, вернувшись, просто обнаружит, что ты исчезла.