На фоне пурпурных закатов иной раз можно было заметить тонкую струйку дыма над индейским вигвамом, но таких дымков становилось все меньше, и они отступали все дальше за горизонт. Земля на берегу реки была вся исчеркана следами бесчисленных фургонов. На юге у скрещенья дорог мы вновь подрядились возить воду, но заниматься этим нам пришлось недолго: повсюду строили ирригационные каналы. Мне то и дело начинало казаться, что я, хоть мне всего лишь тридцать лет, веду себя как болтливый старикашка, готовый поговорить с кем угодно, лишь бы он помог мне скоротать время – я был готов рассказывать о нашем «верблюжьем корпусе» мормонам, детишкам и даже жалким паломникам, вместе с нами ожидавшим нового парома – этот огромный плот бесчисленное множество раз переправлял людей с одного берега на другой. Молодые парни, что стояли на страже у стен только что возведенного на том берегу форта, разумеется, никак не могли помнить, какими пустыми и безлюдными были эти места раньше; не могли помнить далеких синих гор на горизонте и индейцев мохаве, высоких речных людей, первых и последних жителей к западу от Миссури, которым удалось осадить верблюжью кавалерию; не могли помнить, как по этому участку реки Колорадо проплыл, разрезая носом воду и сверкая колесами, первый пароход, старавшийся держаться в фарватере коварного течения. Но мы-то с тобой, Берк, это отлично помнили. И от этого мне становилось грустно. Кто расскажет обо всех этих вещах, когда нас не станет? Наверное, этот вопрос задавали себе и те, дым чьих далеких костров все еще виднелся порой на горизонте, те, кто тщетно боролся с неизбежным исчезновением старого мира. Я даже начал мечтать о том, чтобы как-нибудь излить свои воспоминания в ту воду, которую мы с тобой развозили разным людям, чтобы каждый, кто станет эту воду пить, мог представить, как все тут было раньше.

Потом над долиной надолго нависла засуха, принеся с собой ставшие почти прозрачными души мертвых. Мертвые французы выезжали из пустыни, держа в руках свои украшенные кисточками знамена. Маленькие конные отряды мертвых индейцев бродили по дорогам былых сражений. Индейские наконечники для стрел все еще густым слоем покрывали землю в рощицах, где они храбро бились и умирали, побеждали и проигрывали. Время от времени нам встречался очередной мертвый смельчак, спешивший домой в надежде возродиться вновь. Иногда мертвые тянули ко мне руки, но я шарахался: мне невыносимо было даже думать о том, что кто-то из них посмеет меня коснуться. Можешь считать меня трусом, Берк, можешь меня презирать, но этого я бы просто не вынес. Я понимал, что их заветные желания формировались и дистиллировались из поколения в поколение, и у меня просто сердце разрывалось, ибо я сознавал: сколь бы мало или много эти желания ни повлекли за собой, это неизбежно меня погубит. Я не мог и не хотел становиться рабом их желаний, вечно носить их в себе. В конце концов, не я был причиной их смерти, Берк. Не я. Я никакого отношения к их гибели не имел.