Еще довольно долго было слышно, как он в темноте готовит своих лошадей. Харлан успел подняться и стоял, опершись о стол. Было видно, что он уже собрался с силами и в состоянии снова посмотреть на Нору. А вот двинуться с места сил у него пока не хватало. «Неужели он ждет, что я подойду и помогу ему?» – подумала она.

– Я сразу хотел тебе рассказать… о том, что утром случилось, – наконец сказал он. – Я правда собирался все рассказать. Просто не успел. Никак не мог начать. Вот и все.

Как странно, думала Нора, с одной стороны, я ощущаю сверхъестественную проницательность, а с другой – замечаю всякую второстепенную ерунду: стертую подушечку пальца на ноге; какой-то камешек, попавший в правый башмак, или еще что-то, колющее ступню; боль в натруженных пальцах ног, потому что весь этот жаркий, отвратительный, принесший ей столько страшных ударов день провела в новых, подаренных Эмметом сапогах, так и не пожелав ему признаться, что они ей малы; мучительно ощущала она, разумеется, и свою застарелую жажду, ставшую уже такой привычной, что о ней и упоминать-то не стоило, поскольку подавить ее было нечем; она также чувствовала некий дискомфорт в животе, пока еще не боль, но нечто такое, что вскоре могло стать болью, ибо кусок жареного мяса явно не пошел ей на пользу и нормально перевариваться не желал; еще ее преследовал запах собственного пота, застывшего под мышками и пропитавшего волосы на голове, а также отвратительная вонь от пригоревшего жира, исходившая от сковородок, которая, скорее всего, будет держаться на кухне еще несколько дней. Каким все-таки удивительным свойством обладает человеческое тело – одновременно фиксировать столько разнообразных ощущений и впечатлений, воспринимая все сразу и по отдельности. Как странно, что ее тело, обладающее подобными способностями, в данный момент совершенно не связывает облик того мужчины, что стоит перед нею, со словами, слетающими с его уст. Вполне возможно, это последние слова, какие она когда-либо услышит от Харлана, и, как ни странно, это слова о Джози.

Джози.

Он сказал, что обязательно позаботится о том, чтобы Док приехал и осмотрел Джози.

– Это неправда, что я испытываю к тебе жалость, – продолжал Харлан. – Я никогда ничего подобного не говорил. Никому. Никогда.

И он, хватаясь за стены, добрался до двери и вышел из дома.

Через некоторое время Крейсу удалось усадить его в седло, и вскоре они оба выехали за пределы того неяркого прямоугольника света, что падал из открытых дверей. Теперь Норе были слышны лишь шаги их лошадей по сухой траве. Она стояла в дверях, понимая, что вот сейчас они едут мимо башенок, построенных Тоби из камней, а сейчас проедут двадцать ярдов вдоль загона для овец и еще тридцать вдоль амбара. Она все еще могла бы попасть в Крейса – даже на расстоянии пятидесяти ярдов и в темноте, – во всяком случае, ее меткости вполне хватило бы, чтобы вышибить его из седла. Ну а потом пришлось бы подойти и выстрелить в упор.