– Помогу.

Когда я ухожу, он продолжает стоять на коленях. Не оборачиваюсь, но знаю, что он молится. Вот только о чем и кому? Этот человек предавал столько раз, что не счесть. Но я позволю ему помочь. У меня нет выбора. Разбитые надежды, обида, гордость – я подавлю это в себе ради сестры.

И я убью ради нее. Даже его. Он знает это.

8

8

– Я думал, никому нельзя в дом преподобного без приглашения, – говорит Пит, когда мы поднимаемся на крыльцо.

– А кто сказал, что мы без приглашения? – Я достаю ключ из-под горшка, в котором никогда ничего не росло, и открываю дверь. В окна пробивается свет умирающего солнца – все плывет в кроваво-красном мареве, но в доме холодно, поэтому мы не снимаем верхнюю одежду.

– Знаю, ты ему веришь, но я нет. Он слишком долго был на другой стороне, Флоренс.

– Мы должны ему довериться, если хотим спастись.

– Довериться? Как мне ему довериться, если его здесь даже нет.

– У него последняя исповедь. Нужно подождать.

Я сажусь в кресло. «Жизнь Христа» покоится на столике. Она стала более потрепанной. Он перечитывает ее?

– Ты тут будто не впервые, – замечает Пит, пробегая взглядом по корешкам книг, и я почти слышу его мысли – праведный гнев, негодование проигравшего.

Я одариваю его говорящим взглядом, и его щеки розовеют.

– Это все потому, что он священник? Или от его способности оставлять в холодном поту после беседы?

– Впрочем, это одно и то же. Думаешь, у меня фетиш на служителей церкви?

– Что такое фетиш?

Я и забыла, что ему не знакомы словечки из внешнего мира.

– Ты полагаешь, что я особенно расположена к священникам?