Он засмеялся, и ее до слез рассмешила перспектива непредставимая: доктор филологии, с его изысканностью и мужественностью, в окружении горластых малюток.

— Нет, что ты! Не сейчас, конечно, а когда я буду по-настоящему замужем. А у тебя есть дети?

— Дети? В этом сумасшедшем доме? Помилуй.

— А если б ты остался за кордоном…

— Под сумасшедшим домом я понимаю всю планету. Скука и дряхлость. Ну плюс еще в нашей отдельно взятой палате нехватка колбасы.

— Зачем же тебе в этой палате так нужна молодость?

— Как и всякий человек, я непоследователен.

— Нет, зачем?

— Чтоб не думать о смерти.

— О смерти? — Лиза была поражена. — Ты думаешь о смерти?

— Постоянно. Я и не думаю, а ощущаю постоянно.

— Может быть, ты болен?

— Я вообще никогда не болел, но может быть, и болен.

— А я, например, совсем не боюсь смерти.

— Ты и пистолета не боишься. Твоя подозрительная отвага…

— Нет, Иван, правда, вдумайся. Я читала где-то, что смерти нет. Только что ты жил — и вот уже не живешь, ничего нет, понимаешь?

— А ты понимаешь?

— Конечно. Такой коротенький переход, секунда — и все. Чего ж тут бояться?

— А если мой переход будет длинный-длинный, растянется до бесконечности? — Иван Александрович рассмеялся.

— А я думаю…