— Мальчик! — позвала она, он было шарахнулся в сторону, впрочем, сразу и разобрался: одинокая скорбящая фигура в черном пальто (старое Дуняшино) — и независимо засвистел „Чижик-пыжик“, перекрывая птичье лепетание.

— Чего, тетя?

— Деньги нужны?

— А тебе не нужны?

— А тебе не страшно?

— Кого — мертвяков? Уморила! — и прошел мимо оградки, посмеиваясь, посвистывая. Несчастный. Наверное, мы прокляты, раз не знаем ни милости, ни страха Божьего! Узнаем, проснемся, кончится сон, тяжкий, больной, спадут пелены (как пишет Митя, навсегда пораженный Евангелием), выйдем на свет — рассвета или заката? Земного заката — золота, зелени, пурпура и лазури — перед великой вечерей Божией. Так будет! Почему-то она это знала твердо, и в подтверждение зазвонили колокола ко всенощной, Поль вошла в маленькую церковь, служба еще не началась, шептались старухи, зажигая свечки, крестясь и кланяясь. Завтра на литургии исповедуюсь и приму причастие. Одновременно Митя вошел в Никольский храм и достал из груды кирпичей парабеллум. Еще одна душа была у них на двоих, и они побежали навстречу друг другу. По улице Пионерской (Будь готов! — Всегда готов!), мимо городского морга — пыльные страшные окна, мимо больничного сада, пожарной каланчи, а через квартал налево — знаменитый централ с философом на рассвете… мимо, мимо… библиотека имени Крупской — ночной дворец, где Алеша открывал для себя несовместные русские миры… парк над кручей, Иван Сергеевич с няней и собственным памятником, а далеко внизу сливаются реки и средневековое гнездовье орлов потревожено царской охотой… узкий висячий мостик, кукольный театр — храм, торговые ряды… пересечь Московскую — двухэтажный дом напротив базара…

— Зиночка, я должна ехать к Мите.

— Слава Богу!

— Зина, поезжай с ней.

— Нет, нет. Не волнуйся, со мной все в порядке.

— Как мне все это не нравится! Натуральный…

— Вась, угомонись.

— Ну, я поеду. Разогнать столичных бесов! Хоть один здравый человек необходим в этом дурдоме…

— Вася!

Вася угомонился. Билетов, разумеется, не было. Она стояла на перроне, прозрачная тьма, постепенно сгущаясь, поглощала кремовое здание вокзала, палисадник с отцветшими розами, высокий мост над путями… зажглись фонари, потом наступила ночь, прощание, сжалился над ней проводник— кавказец, потом наступила Москва.

Когда она вышла на платформу в Милом, то ничуть не удивилась, увидев Митю с Вэлосом в окружении собак возле деревянной будки — билетной кассы. И они сразу увидали ее и пошли навстречу. Поль улыбнулась радостно, ничего уже не различая, кроме его лица (как ты прекрасен, возлюбленный мой!) — и Митя улыбнулся в ответ, как в Александровском саду, как в бессонную новогоднюю ночь, обаятельно и самозабвенно. Чтоб сократить расстояние, она спрыгнула на пути — и вдруг все отрезал с визгом и лязгом налетевший товарняк. И березовая роща в майском расцвете распахнулась ей навстречу.