Сегодня я начинаю очередной круг с Ветеранов и буду кататься с юга на север, до Гражданского и обратно. Поутру, когда час пик стихает, и Гаджи ведет меня на первую точку, мое внимание привлекает дистрофичный дурачок, который, печально склонив голову, сидит на лестнице в переходе на Ветеранов и держит в руках жалобную табличку с неразборчиво написанным текстом. Я видел его тут и раньше, еще в той, беззаботной жизни водителя и алкаша Кости, которого уже нет.
– А тот, который на ступеньках на переходе, тоже твой? – спрашиваю я у Гаджи, заботливо наблюдающего за моими перемещениями на костылях со ступеньки на ступеньку, но даже не пытающегося помочь.
– Нет, это вообще человек Бахи.
– Это кто? – не понимаю.
– Тебе лучше не знать – усмехается Гаджи и кивает кому-то из идущих навстречу одинаково незнакомых мне людей. – Сильно он обиженный на вид?
– Есть такое. Придуривается?
– Нет. Он правда такой. Вот это Баха его таким сделал. Он нормальный был, – вздыхает Гаджи. – Давай работать и не спрашивать лишнего.
Пожалуй, именно этот момент был первым тревожным звоночком, на котором я начал пробуждаться от странного, зыбучего сна, в котором я встал на ноги и просто выполнял свои задачи за возможность выживать. Именно в этот момент я впервые задумался о том, на каких людей работаю, и как со мной могут обойтись, соверши я свою фатальную ошибку. С другой стороны, как я уже и говорил, я не брал лишнего и старался вести себя согласно регламенту, да и был ли мне смысл дергаться? В конце концов, в Липецк я все также не собирался, а другой работы, кроме как у Хазана, мне никто не предлагал. И я старательно выбрасывал из головы все негативные мысли, иногда лишь, по вечерам позволяя себе помечтать о том, как однажды выйду из этого дела и заживу так, как мне хотелось бы. Многие из тех, кто жил на корпоративной квартире, просто выживали и не видели ни конца, ни края этому существованию. Я же предпочитал думать, что я удачно приспособился к конъюнктуре, и что нет ничего предосудительного в такой временной занятости. Я хотел думать, что сам сделал выбор. Может, в этом и было что-то от правды.
Пожалуй, именно этот момент был первым тревожным звоночком, на котором я начал пробуждаться от странного, зыбучего сна, в котором я встал на ноги и просто выполнял свои задачи за возможность выживать. Именно в этот момент я впервые задумался о том, на каких людей работаю, и как со мной могут обойтись, соверши я свою фатальную ошибку. С другой стороны, как я уже и говорил, я не брал лишнего и старался вести себя согласно регламенту, да и был ли мне смысл дергаться? В конце концов, в Липецк я все также не собирался, а другой работы, кроме как у Хазана, мне никто не предлагал. И я старательно выбрасывал из головы все негативные мысли, иногда лишь, по вечерам позволяя себе помечтать о том, как однажды выйду из этого дела и заживу так, как мне хотелось бы. Многие из тех, кто жил на корпоративной квартире, просто выживали и не видели ни конца, ни края этому существованию. Я же предпочитал думать, что я удачно приспособился к конъюнктуре, и что нет ничего предосудительного в такой временной занятости. Я хотел думать, что сам сделал выбор. Может, в этом и было что-то от правды.