— Даже без «может»? Как мило. Но не понимаю, а где же Бэзи?
— Возможно, вновь скрылся. Кстати, надо бы проверить выходы — не открыты ли? А возможно, у меня в руках, — немного отойдя, достал он маску, до того заткнутую за пояс, и еле заметно покачал ей вверх и с большей интенсивностью и резкостью — вниз.
Случайный человек бы и не разобрал, что это не обычная демонстративная жестикуляция, но Селестина намёк поняла. Подошла к прилавку у выхода, якобы собираясь далее проверить двери, однако задержалась у него, едва ли просунувшись за него, будто увидела что-то подозрительное или важное, и тем укрыла руки от взора любого постороннего. И вызвала дрожь по всей станции — до скрежета в балках на потолке, из которых, как согнанный метлой паук, вывалился, припорошённый кирпичной пылью, Бэзи, с неожиданным металлическим звоном встретившись спиной с рельсом. Мартин сразу прострелил ему колено, чтобы избавить всех от необходимости дальнейшей чехарды, но вместо того, чтобы попасть во второе, — Бэзи очень неудачно дёрнулся — попал в бедренную артерию. Это и так выглядело довольно жестоко, но теперь пришлось ещё и ногой наступить на скарповский треугольник. Должно быть, Селестина сейчас думала о Мартине только дурное, но так он продлевал Бэзи жизнь.
— Ремонту не подлежит! С вас удержат за испорченный реквизит! — погрозил пальцем Бэзи, но тут его руку как магнитом притянуло к рельсу.
— У него тоже экзоскелет, — легонько сдвинула носком полы его сюртука и отпрянула. — Чтоб меня, он не съёмный!
— По образу и подобию своему!
— Если я спрошу тебя, зачем вернулся Игнациус, что ты мне ответишь?
— Вернулся, чтобы вернуть!
— Так и думал. Как ты управляешь эхоматами? Почему ты, а не Игнациус?
— Ах, испорченный ты, испорченный. Где понимание, где сострадание, где сочувствие? Вот как тебе следует спросить. «Почему ты управляешь эхоматами?» «Как ты, а не Игнациус?» Вот ведь я — лежу и умираю. Снова. Избалованный ты ответами, избалованный ты машинерией за спиной, но ничего, я тебя угощу ответами, покажу доброту. А вот Игнациус машинерией за спиной не избалован, это его тяжкая ноша.
— И он хочет, чтобы её и остальные разделили? Или приумножили, а?
— О-о, опять математика, опять расчёты. В хладную сталь заключён я, но сердцем холоден ты! Кто ты?
— Тот, кому интересно, почему эхоматы такие болваны. Вы же тогда в Нёйи отнюдь не глупых людей подбирали. И вряд ли собирались подавлять их интеллект. Они должны были пойти против Директората, возможно даже, свергнуть и стать новым им. А вы хотите использовать его системы, чтобы что-то сделать с телом-скриптором. Что изменилось?