Так, кажется, я поставил точку на официальной части— все-таки задуманы-то были дружеские посиделки, а не «вставалки».

— Что касается моего недостаточно зрелого, с вашей точки зрения, возраста, — как бы между прочим заметил Мариан, — то в науке это далеко не исключение. Могу привести пример, пускай совсем из другой области: Эварист Галуа в шестнадцать лет, то есть еще гимназистом, разработал теорию алгебраических уравнений, которую обсуждала Парижская Академия. А свой классический труд, прославивший его как одного из величайших гениев математики всех времен, он опубликовал в девятнадцать лет. Так что куда мне до него!

Крчма выпил совиньона. Премию-то получили вы трое, так что последняя твоя фраза малость неуместна, приятель! Но можно ли требовать от молодого человека, чтобы он, опьяненный успехом, владел собою не хуже старого опытного скептика?

— Пример ваш не очень удачен, — заговорил Мерварт своим тонким тихим голосом. — Такая преждевременная зрелость наблюдается почти исключительно среди математиков. Иной раз, правда, среди музыкантов и живописцев. Но вряд ли ее можно ожидать в тех областях, которые, помимо таланта, требуют эрудиции и известного опыта — а именно такова область медицины.

— Согласен с вами, профессор, — отозвался Мариан. — Физиолог Рише тоже утверждает, что чаще всего великий математик создает что-либо значительное до своих двадцати пяти лет, а биолог — до тридцати пяти. Однако начало величайшей интеллектуальной производительности в экспериментальной медицине он относит к возрасту вокруг двадцати пяти…

— Так что нам уже никогда не перепрыгнуть барьера в целых восемь лет, на какие мы старше Мариана, так? — хлопнул Крижан Перницу по спине. — Впрочем, прости, тебя от него отделяют, к твоему несчастью, всего шесть лет…

Крижан проговорил это с улыбкой, тем не менее после его слов ненадолго воцарилось неловкое молчание. Эту паузу попытался заполнить Крчма:

— По-моему, Мариан — ходячая энциклопедия по истории науки, причем не только в области медицины.

— А еще он страстный приверженец усовершенствования рабочих методов и, я бы сказал, механизации исследовательских работ, — засмеялся Мерварт. — Так сказать, тип ученого, отдавшего предпочтение приборам. Но я не хочу его обидеть: без его дотошной инициативы наш институт в послевоенных условиях добился бы электронного микроскопа, пожалуй, на пару годиков позже.

— Это обвинение принимаю, — сказал Мариан. — Только, справедливости ради, хочу подчеркнуть, что раздобыть первый спектрофотометр для нашей лаборатории, разворованной за время войны, великодушно помог из собственного кармана мой друг Камилл Герольд, в настоящее время защитник родины.