— Она спит.

— Что ж. — Шарлотта закрывает книгу. Во рту у нее пересыхает. — Это хорошо.

— Да. Ей нужен отдых.

Итак, они прячут это, они на цыпочках обходят огромную трещину, открывшуюся под ногами: по вечерам Эмили никогда не одолевает сон. Эмили может достигнуть сна только терпением и упорством. Они смотрят на сестру. Кожа под веками голубая, зубы проступают под иссохшими губами, придавая Эмили откровенный и противоречивый вид. Энн нежно убирает волосы с ее лица, и беглый взгляд, брошенный на Шарлотту, признает странность ситуации: самая младшая, та, о которой всегда заботились, поменялась местами.

— Ее нужно уложить в постель, — говорит Шарлотта и в секундном забытье собирается позвать Брэнуэлла и посмотреть, достаточно ли он трезв, чтобы нести Эмили. (Как жить во мраке?..) — Как думаешь, мы сможем сами отнести ее наверх? Ведь если мы ее разбудим, она не примет нашей помощи, настоит на том, чтобы подниматься самой, и сделает себе хуже…

Они предпринимают попытку. Эмили очень мало весит: неудобство доставляют только длинные руки и ноги. Когда они доходят до подножия лестницы, Эмили начинает шевелиться, оглядывая сестер затуманенным взором.

— Нет. — Она вырывается из рук, ставит ноги на ступеньку. — Нет, вы достаточно для меня сделали.

И поднимается на второй этаж сама, высоко и натянуто подняв голову, цепляясь за перила. Часы на промежуточной площадке отсчитывают медленные, очень медленные шажки.

Они надеются на проблеск света. Или, когда эта надежда умирает, надеются просто, что течение событий застынет, что ничего не будет происходить. А вместо этого вот что: Марта Браун, с покрасневшим носом и серьезными глазами, подходит к Шарлотте перед завтраком, чтобы рассказать о гребне.

— Она заставила поклясться, что я ничего не скажу, но мне все равно, я должна сказать. Она расчесывала волосы, и это было так медленно, как будто она едва может водить гребнем, хотя ее волосы сделались тонкими и редкими. А потом она его уронила и он полетел в камин. Она не могла даже протянуть руку, чтобы достать его. Пришлось мне доставать. Ах, может, позовете доктора?

— Звали позавчера. Она отказалась подпускать его к себе. Он оставил кое-какие лекарства, но она не хочет их пить.

Ничего не застыло, никакой передышки. Вместо этого Эмили переносит себя — тугой, ползучий комок боли — в столовую, садится на диван, берет шитье; потом бросает его и откидывается на спину, способная только дышать… неспособная дышать.

— Папа…

Шарлотта распахивает двери кабинета. Впервые не позаботилась постучать.

Папа поднимает взгляд от пустого стола.