— Когда он не имеет какой-то отрады для глаз, у него нет и новых идей. Он не может воспрянуть духом.

— У тебя переизбыток терпимости, как всегда, — раздумчиво сказала Дочь. — Но мне такой переслащенный десерт не по вкусу. И потом, этому Клаусу уже за сорок.

— Хватит! — распорядилась хозяйка дома (настолько внятно, что, если бы возобновленный спор продолжился на тех же тонах, его было бы слышно и на балконе).

Но тут раздался стук в дверь. Очень тихо, в чем не было никакой необходимости, в гостиную вдвинулся Голо Манн и поприветствовал всех: «С добрым утром!» Голос казался каким-то поцарапанным. Лицо Голо — как и лицо его сестры, но без смягчающего воздействия макияжа, — явственно обнаруживало следы дурно проведенной ночи. Борозды на лбу врезаны глубже, чем обычно, и табачно-алкогольные испарения — хотя утренний туалет уже завершен — тоже более ощутимы.

— Ты уже сказала ему, Миляйн? Что его главный персонаж здесь? — возобновился шепот.

— «Главный персонаж», что за бред! — отпарировала сестра. — Хойзер — лишь один из многих в парадном шествии захваченной им человеко-добычи.

— Но они однажды поцеловались. И он оказал на него наибольшее влияние.

— А теперь развлекается со своим хахалем в Азии.

— Он укрепил доверие Колдуна к миру собственных ощущений.

— Скорее посеял в нем еще большую неуверенность. Любовь между мужчинами, мой драгоценный братец, до добра не доводит.

— Противоположная ей — тем более.

— Почему же? Сапфо и ее жрицы жили в добром согласии.

— Ты, что ли, сама наблюдала за их жизнью на Лесбосе? Лучше, Эри, занимайся делом — ну хоть этим фильмом.

— А ты доведи, наконец, до ума свою американскую книжку.

— Это произойдет быстрее, чем ты думаешь.

— И не врывайся в нашу жизнь без предупреждения.

— Моя американская книжка тебе, сестренка, не понравится: там прославляется свобода, а не социалистическая мелочная опека.

— Твоя «свобода» — это империализм и злоупотребления властью за счет маленького человека!

— Америка это модель нашего будущего развития: и в плохом, и в хорошем.