Писатель, опустив глаза, нерешительно приблизился к близким. Аппетита у него не было. Семейный entourage[86] иногда поддерживает человека, согревает его, но, может быть, чаще удерживает в плену, лишает сил, своей жизнью ограничивает — делает как бы неизбежной — собственную его жизнь, которая могла бы протекать и совсем иначе. Какой же ум проявил Гёте, этот прямо-таки пугающе свободный дух, когда не пошел на похороны даже своей матери, даже жены! То, что они пережили друг с другом (и в хорошем смысле, и в плане взаимных трений), — с этим в земной жизни уже покончено, это запечатано последним ударом сердца. А стоять потом у могилы — добавочная мука, которая никому не поможет, только отнимет силы, потребные для завершения собственного земного пути, замутит мысли грезами о потустороннем: о новой встрече в раю, в аду, или — если умершие существуют как испарения — где-то далеко за распознаваемым отсюда Млечным путем.
entourage
Здесь внизу надо оставаться практичным!
Что достаточно трудно.
Венгерское интермеццо
Венгерское интермеццо
Еда пахла восхитительно. Директор Мерк разрезал кусок мяса, который еще при приближении ножа охотно выказывал готовность распасться. Нос втягивал возбуждающую аппетит смесь из аромата тмина и запаха лаврового листа. Позволить себе маленький горячий завтрак между утренним кофе и не имеющим установленного срока обедом — это, может быть, и причуда, но весьма приятная. В период своего обучения в базельском отеле «Три короля» Клеменс Мерк перенял этот полезный ритуал (и научился ценить его) у тогдашнего главноуправляющего Штюрцли{429}. Умеренное потребление гуляша, как промежуточного блюда, отвлекает от забот, укрепляет персональный суверенитет и доставляет приятные вкусовые ощущения. Во всей Европе — в прежней Европе, как объяснил старый Штюрцли, — до Первой мировой войны все высшие чиновники, образованные предприниматели, владельцы поместий в Пруссии или в Ломбардии имели обыкновение прерывать дневную суету горячим завтраком, даже больше того: после такого подкрепления сил на четверть часика усаживались с сигарой в кресло, чтобы погрузиться в свои мысли, и все это время никто не смел обратиться к ним. Зато потом они с новыми силами возвращались к исполнению привычных обязанностей! И Жан-Урс Штюрцли, знаменитый Hotelier, человек-легенда в своей отрасли, благодаря которому «Три короля» выбились в первую десятку отелей мирового класса, охотно рассказывал о той поре, когда сам он проходил период ученичества в Будапеште: на Дунае, в прежние кайзеровско-королевские времена, между одиннадцатью и двенадцатью дня было совершенно бесполезно являться куда бы то ни было. Как в Буде, так и в Пеште буквально каждый человек наслаждался в этот временной промежуток горячим завтраком: в министерствах накрывали столы, почтовые служащие повязывали себе салфетки, а кучера хлебали свой гуляш ложками, прислонившись к жующей овес лошади; вся метрополия погружалась в размышления (более или менее), сочетая это с маленьким кулинарным удовольствием, армия в этот час была не пригодна к службе, судебная деятельность замирала, Венгрия и все западные страны позволяли себе, во имя жизни, перевести дух. Всё это нередко сопровождалось пивом, портерным пивом. Вкусно, но где его теперь возьмешь? Пропали многие приятные вещи, самочинно устраиваемые паузы, сливки и creme fraiche[87] бытия, культура. Такая, какую раньше люди могли себе позволить.