Когда солнце терпеть стало невмочь, Рауль вернулся в каюту; Паула спала, лежа на спине. Стараясь не шуметь, он налил себе немного виски и сел в кресло. Паула открыла глаза и улыбнулась ему.

— Мне снился ты, но ты был выше и в синем костюме, он плохо сидел на тебе.

Она привстала, подвернула подушку и оперлась на нее. Раулю вспомнились этрусские саркофаги, может, потому, что Паула смотрела на него с легкой улыбкой, как будто еще не вышла из сна.

— А лицо у тебя было лучше, — сказала Паула. — Такое впечатление, что вот-вот разразишься сонетом или поэмой в королевских октавах. Я знала поэтов, у которых бывал точь-в-точь такой вид перед тем, как на них снисходило вдохновение.

Рауль вздохнул, не то досадуя, не то забавляясь.

— Какое дурацкое плавание, — сказал он. — Как будто все время спотыкаемся на ходу, да и судно — тоже. Но к тебе, по правде говоря, это не относится. У тебя, по-моему, складывается неплохо с твоим загорелым пиратом.

— Когда как. — Паула потянулась. — Если немного забываю про себя, то совсем недурно, да только ты все время рядом, а ты — свидетель моей жизни.

— О, я совсем не хочу тебе мешать. Дай только знак, например скрести пальцы или стукни в пол левой пяткой, и я исчезну. Даже из каюты, если тебе понадобится, но думаю, что такой нужды не будет. Кают здесь предостаточно.

— Вот что значит дурная репутация, — сказала Паула. — По-твоему, мне достаточно двух суток, что бы улечься с мужчиной в постель.

— Нормальный срок. Хватит времени и совестью помучиться, и зубы почистить…

— Брюзга ты, вот кто. Что бы ни случилось, плохое ли, хорошее, ты брюзжишь.

— Ничего подобного. Не путай ревность с завистью, а в данном случае я тебе завидую.

— Ну-ка расскажи. — Паула откинулась назад. — Расскажи, почему ты мне завидуешь.

Рауль рассказал. Рассказывать ему было нелегко, хотя он тщательно окутывал каждое слово иронией и был к себе безжалостен.

— Он же еще маленький, — сказала Паула. — Совсем ребенок.

— Так всегда: или еще слишком маленькие, или уже слишком большие. Но ты не ищи объяснений. Сказать правду, я вел себя глупо, выдержка мне изменила, как будто в первый раз. Вечная история: заранее напридумываю, что может произойти. А последствия — налицо.

— Да, это не метод. Никогда не воображай заранее, и все получится и т. д. и т. п.

— Но ты встань на мое место, — сказал Рауль, не подумав, что это вызовет у Паулы смех. — Я совершенно безоружен, у меня тут нет таких возможностей, как в Буэнос-Айресе. И в то же время здесь я так близко к нему, страшно близко, я встречаю его на каждом шагу, я знаю, что именно пароход может быть лучшим в мире местом… но потом. А пока я испытываю поистине танталовы муки — в коридорах, возле душа, глядя на акробатические упражнения.