— Ты в самом деле так думаешь, Паула?

— Ведь он — юный Дионис, балда ты, балда. В нем нет ни капли твердости, он кусается потому, что умирает от страха, и в то же время его переполняет желание, он чувствует: любовь кружит над ним, а в нем — и женщина, и мужчина, и оба сразу, и еще гораздо большее. В нем пока ничего не определилось, он знает, что уже пришла пора, но что это за пора — не знает, и вот он надевает чудовищные рубашки, и принимается говорить мне, какая я красивая, и смотрит на мои ноги, а сам боится меня панически… А ты ничего этого не видишь, ходишь как во сне, как будто у тебя в руках блюдо с пирожным… Дай-ка мне сигарету, наверное, после всего, что я наговорила, мне следует сходить искупаться.

Рауль смотрел, как она курит, иногда они обменивались улыбкой. Ничто из сказанного ею не было для него неожиданностью, но теперь он мог взглянуть на вещи объективно, глазами стороннего наблюдателя. Круг замыкался, расчеты строились на прочных основах. «Интеллигент несчастный, вечно тебе нужны доказательства», — подумал он без горечи. И виски начинало терять первоначальный привкус горечи.

— А теперь — ты, — сказал Рауль. — Теперь я хочу услышать о тебе. Давай уж оба по-братски вываляемся в грязи, благо душ рядом. Рассказывай, исповедуйся, падре Коста весь внимание.

— Мы в восторге от замечательной идеи, которую подали сеньор доктор с сеньором инвалидом, — сказал метрдотель. — Выбирайте шапочку, а может, хотите маску?

Сеньора Трехо выбрала фиолетовую шапочку, и мэтр похвалил ее выбор. Беба решила, что наименее безвкусна серебряная картонная диадема с красными блестками. Метрдотель ходил от стола к столу, раздавая маскарадные принадлежности, отпуская замечания по поводу температуры, которая продолжала падать (и это совершенно нормально), и записывая заказы на кофе и другие напитки. За столиком номер пять, где с сонными лицами сидели Нора и Лусио, дон Гало с доктором Рестелли вносили последние поправки в вечернюю программу. С согласия мэтра решено было проводить вечер в баре; хотя бар был и меньше столовой, он больше подходил для праздника (свидетельством чему были предыдущие рейсы и даже альбом с хвалебным отзывами и подписями пассажиров с нордическими именами). Когда подали кофе, сеньор Трехо покинул свой столик и торжественно образовал триумвират с организаторами. Не расставаясь с сигарой, дон Гало еще раз прошелся по списку участников, после чего передал его сотоварищам.

— О, я вижу, наш друг Лопес собирается блеснуть своим умением иллюзиониста, — сказал сеньор Трехо. — Очень хорошо, очень хорошо.