– Приезжай поскорее, – тихо сказал Майкл, и лицо Элиа стало серьёзным.
– Что, всё так плохо, парень? – спросил он, отлично понимая, что задаёт вопрос, который ничего не может изменить, а является, по существу, дежурным.
Просто спросил, чтобы что-то спросить.
– Плохо, – лаконично ответил Майкл. – Ну ладно. Я пошёл спать. Пока.
– Пока, парень, – прогудел Элиа в уже погасшее окошко на экране. Медленно отвёл взгляд и с гримасой сожаления взглянул на Аделаиду, всё время разговора сидевшую напротив него.
– Может, всё же лучше обратиться в полицию? – спросила она.
– Лучше для кого? Он же просит этого не делать. Не хочет подставлять свою женщину, я это уже понял, несмотря на его недомолвки. Давай будем уважать его желания.
– Конечно-конечно, – поспешно ответила она.
Дно
Дно
I– Я не знаю, кем вырасту. И мне совсем не стыдно, что не знаю, и что не имею цели, и не амбициозен совсем. И мне не жаль Барта, и я не люблю всех этих людей. Ни больших, ни маленьких. Они неинтересные, с крошечными мозгами и грустными историями. Это высокомерие, да? Джейн говорит, что да, но что я имею право, потому что я типа особенный. Я не хочу быть особенным, но одновременно не хочу быть похожим на них. Означает ли это, что мне лучше быть высокомерным и особенным? Или лучше стать похожим на них? А если не нравится, как они живут и о чём думают? Хотя и я живу так же, как они, вроде. Нет, не совсем так, конечно, я же получаю индивидуальное образование, Джейн же обучает меня. Нет-нет, я сейчас не смеюсь. Она ведь учит меня не только сексу… А-х-х-х, мамита! Как мне нравится… ну… ты… понимаешь, о чём я говорю? И Джейн красивая. Особенно когда раздевается. Она такая красивая! Ты недовольна, я знаю, но, согласись, ведь она в чём-то заменила тебя! Почему я так говорю? Потому что она учит меня так же, как учила ты. И как себя вести за столом, и вождению, и делать покупки в городе, и ещё многому. И она так сильно меня любит! Ты должна быть довольна. Подумаешь – секс! Я, в конце концов, уже большой. Мне уже скоро шестнадцать будет. Через четыре месяца!
Майкл выступал перед лиловой облачной массой, судя по всему, навсегда закрывшей от него Тересу. В ожидании очередного сна-полёта он долго готовил речь и, сидя у экрана нетбука и без особой цели щёлкая по ссылкам, шёпотом репетировал её. И очень обрадовался выдавшейся возможности высказаться, ведь прекрасный лиловый мир к тому времени почти исчез из его жизни. Три или четыре полёта за весь последний год, и те уже не длительные, а, напротив, быстрые, торопливые, будто смазанные, и почти незаметные для него.