Разве этого хватит, чтобы чувствовать себя счастливым?

Тереса столь тщательно приготовленную речь услышать не могла не только потому, что была мертва, и давно. Просто с некоторых пор она спряталась в облаках, а вскоре спрятались и вызывающий острую жалость Гонсало, и грустный падре Мануэль, и угрюмый Панчито, и все остальные, которых Майкл либо не знал вовсе, либо предпочёл бы не знать. Да и зачем они ему? Была бы здесь мамита – и больше никого не надо. Разве что ещё Гонсало, почему бы и нет, Гонсало всегда любил Майкла и гордился им, и Майкл мог бы сказать и ему кое-что, рассчитывая на его одобрение.

– Я вырос, Гонсалито, – мог бы сказать Майкл. – У меня уже есть женщина.

Он даже не смог улететь далеко от того места, где скопилась тёмная облачная масса, потому что понял, что не успеет, настолько коротким был визит. И те немногие полёты, которые ожидали впереди, были не лучше. Быстро навалившийся сон, несколько мгновений в залитом солнцем и обдуваемом ветрами пространстве, лиловые клубы облаков и такое же быстрое пробуждение.

И тепло женского тела рядом. Он уже привык к нему и не представлял себе, как может быть иначе.

Дела тем временем шли всё хуже. Школа разваливалась на глазах, Смиты не ехали, уроки почти не проводились, а если и проводились, то формально. На кухне царила грязь, собак через раз забывали выпускать по ночам, вышел из строя бассейн, а учителя платили охранникам из своих сбережений за то, чтобы хранить в сторожевой будке свои кредитки и немногие ценные вещи, так как замки в их комнатах регулярно взламывались.

Держала их в школе лишь дешёвая и доступная дурь.

Сама Джейн работать то ли забывала, то ли не желала вовсе. Ослеплённая невиданной свободой, подогретая наркотой, она не замечала творящихся вокруг безобразий, но при этом не отходила от Майкла и бегала за ним по пятам, как собачонка. Несмотря на происшедшие изменения, она понимала, что надо быть сдержаннее, чтобы не оттолкнуть юного любовника своей навязчивой опекой, и всячески старалась максимально наполнить его время различными занятиями. Но делала это уже без прежнего энтузиазма, а скорее для своей, одной ей видимой внутренней галочки. Во время уроков зорко следила за выражением его лица и, как только замечала на нём следы скуки либо утомления, немедленно прерывалась и тащила его в город, где они ходили по магазинам или шли в кино.

Вечерами, прижавшись друг к другу на узкой кровати, они смотрели старые голливудские фильмы и европейскую классику. Джейн с попкорном в руке, пара подушек у обоих за спиной, чтобы не чувствовать холода бетонной стены, склонившаяся на её плечо голова с отросшими кудрями. Она была по-настоящему счастлива тихими долгими вечерами здесь, в глубинке, среди никому не нужных воспитанников и пьяных охранников, в облупившихся стенах и с пятнами сырости на потолке, зато рядом с ним – её синеглазым ангелом. Была счастлива, несмотря на то, что осмысление живущего в ней счастья с каждым днём утрачивало свою полнокровность и медленно, но верно превращалось в умирающую на глазах химеру.