Начну с того, что хочу разуверить тебя относительно Григория Александровича. Ты утверждаешь, что он любит меня. Нет, Олечка, он не любит, он не умеет любить. Самовлюбленность, эгоизм, тщеславие… — эти слова бледнеют перед душевными «добродетелями» Григория Александровича. Он женился-то на мне лишь потому, что его последняя длительная командировка за рубеж могла бы сорваться по той простой причине, что он холост. Об этом ему сказали в министерстве, и он пожарным образом изменил свой «семейный статут». Это выражение из его лексикона.

Я проклинаю тот день и час, в который познакомилась с Растиславским. В те дни он играл светского льва с утонченными манерами. Ох, как он это умеет! Он блистал передо мной безукоризненным знанием языков, красиво сорил деньгами… Старался удивить, влюбить. И это ему удалось. Я поверила. А как только подумаю, от кого я ушла, кому искалечила жизнь, — мне становится страшно. В эти минуты ненавижу себя. Я имею в виду Струмилина. Если поставить этих двух людей рядом, то контраст между ними будет гораздо резче, чем между ангелом и дьяволом. Самовлюбленный Нарцисс, как об этом говорит легенда, погиб оттого, что день и ночь любовался своим отражением в зеркальном пруду. Подобно Нарциссу, мой муж смотрит на свое отражение, любуется им и восхищается.

Однажды я попробовала обратить его внимание на эту не совсем мужскую привычку, и что же ты думаешь?

Он устроил мне такую сцену, так унижал, называл такими обидными словами, что мне даже трудно сказать об этом. На каждом шагу он старается дать мне понять, что осчастливил меня. Не раз в глаза говорил, что среди его поклонниц были молодые красивые девушки, которые сочли бы за великое счастье выйти за него замуж. Это я слушаю всякий раз, когда у него бывает плохое настроение или что-нибудь не ладится по работе.

Мы живем в прекрасной, комфортабельной квартире из трех комнат. Казалось бы — живи да радуйся. Но не получилось жизни, милая Оля. Однажды от няни Марфуши я слышала такую пословицу: «Ты хлеб ешь, а он тебя ест». Вот так и у меня. Я ужасно подурнела и похудела. Все чаще и чаще нахожу у себя седые волосы. Если б не книги да редкие выезды в театр или кино, я умерла бы от скуки. Перечитала почти всего Достоевского, Куприна, Чехова. Здесь очень любят Достоевского. И еще раз перечитала «Тихий Дон». Когда читала эту чудесную книгу, то уносилась душой домой, на Родину, в наши вечерние зори.

В Москве я была однажды свидетелем того, как на одном приеме муж Светланы переводил с французского какому-то видному официальному лицу. Меня раздражали лакейские ужимки Игоря Михайловича. Он был подобострастней, чем официант старого закала. В отличие от него Григорий Александрович тогда показался мне гордецом, который не склоняет головы даже перед сильными мира сего.