Он направился к дому по старой улице, отделку которой пятнадцать лет назад завершили бомбардировки. Эта улица привела его на маленькую площадь, где в углу стоял домик, похожий на карточный.

Он весело приветствовал привратника Козимо, зарабатывавшего больше, чем он, и потому относившегося к нему с презрением. Девять ступенек, три ступеньки, девять ступенек: на этом этаже жил кавалер N. Подумаешь! Правда, у него был «Фиат-1100», но зато уродливая и старая жена-потаскуха. Девять ступенек, три ступеньки, после которых он поскользнулся и чуть не упал; девять ступенек: квартира доктора Семпронио. Хуже не придумаешь! Сын – бездельник, помешанный на мотороллерах, прихожая всегда пустая. Девять ступенек, три ступеньки, девять ступенек: его квартира – квартира человека порядочного, честного, уважаемого, премированного – выдающегося бухгалтера.

Он открыл дверь и очутился в узком коридорчике, наполненном запахом жареного лука. Положив на огромный сундук тяжелый сверток, папку с чужими делами и толстый шарф, он громко позвал:

– Мария, иди скорее сюда! Полюбуйся, какая красота!

Из кухни показалась жена в небесного цвета халате со следами жирных пятен; ее красные от стирки маленькие руки покоились на животе, потерявшем от родов всякую форму. Сопливые дети залопотали вокруг розового монумента, не решаясь прикоснуться к нему.

– Так… А зарплату ты принес? У меня не осталось ни единой лиры.

– Вот она, дорогая. Я оставляю себе мелочь – двести сорок пять лир. Но ты только посмотри на это чудо!

Некогда Марию можно было назвать хорошенькой: еще несколько лет назад у нее было остренькое личико, озаренное лукавыми глазками. Теперь от споров с лавочниками голос ее огрубел, плохое питание испортило цвет кожи, а вечные мысли о будущем, покрытом туманом и усеянном рифами, погасили блеск в глазах. От прежней Марии оставалась только святая душа, правда уже несколько зачерствелая и не склонная к нежности, глубокая доброта, вынужденная проявляться в ворчании и запретах, а также кастовая гордость, упрямо не желавшая умирать: Мария была внучкой знаменитого шляпника с улицы Индипенденца и не испытывала восторга по поводу происхождения своего Джироламо, которого, однако же, обожала, как обожают глупого, но любимого ребенка.

Ее равнодушный взгляд скользнул по яркому картону.

– Прекрасно. Завтра мы пошлем его адвокату Ризме. Мы ему очень обязаны.

Два года назад адвокат поручил ему сложную счетную работу и не только оплатил ее, но и пригласил супругов на обед в собственную квартиру, украшенную абстрактными картинами и сверкавшую металлом. Сидя в гостях, бухгалтер страдал, как последняя собака, проклиная тесные туфли, приобретенные специально для этого визита. И теперь из-за какого-то законника, который ни в чем не нуждался, его Марии, его Андреа, его Саверио, малютке Джузеппине, ему самому приходилось отказываться от единственной за столько лет возможности насладиться изобилием!