Дело в том, что Джованнино Каннителло – его, по следам французской истории с мадемуазель Сампель, прозвали «le grand Esco», то есть «le grand escogriffe»[264], – был сентиментален и вдобавок необычайно галантен. Не счесть случаев, когда он покушался на собственную жизнь (путем предусмотрительного употребления керосина либо паров «жаровни»[265] перед открытым окном) вследствие нежных чувств, отвергнутых жестокосердою прислугой.
Несчастный Каннителло, почти совсем ослепнув и обеднев, скончался не так уж давно (году в 1932-м) в своем доме на Виа Аллоро, что по соседству с церковью деи Коккьери[266]. Матушка навещала беднягу до самой его кончины и возвращалась едва ль не в слезах: он так сгорбился, что, сидя в кресле, почти касался носом пола, и, чтобы с ним говорить, надо было усесться на подушку прямо на полу.
В первые годы частым гостем в Санта-Маргарите был также Алессио Черда. Потом он ослеп, и, хотя мы постоянно видели его в Палермо, в Санта-Маргарите он больше не показывался. Сохранилось его фото в мундире лейтенанта Корпуса разведчиков – мягкий берет, мягкие сапоги, мягкие перчатки наших несчастных воинов 1866 года; вся эта мягкость окупилась в Кустоце[267]. Но об Алессио Черде[268], любопытнейшем персонаже, у меня еще будет случай поговорить.
Паоло Скалетта приезжал лишь однажды, как раз на одном из первых автомобилей. По-моему, к нам он попал случайно: ехал в свое имение Вальдина в Менфи, неподалеку от Санта-Маргариты, а машина возьми и сломайся. Вот и пришлось ему попросить нашего гостеприимства.
Вокруг Санта-Маргариты крутятся мои многочисленные воспоминания, приятные и нет, но все крайне важные.
В Санта-Маргарите меня уже в не слишком нежном возрасте восьми лет научили читать. Сначала мне читали вслух: через день – по вторникам, четвергам и субботам – «Священную историю», что-то вроде краткого изложения Библии и Евангелия; а по понедельникам, средам и пятницам… классическую мифологию. Я, таким образом, довольно крепко усвоил оба направления: до сих пор могу сказать, сколько братьев было у Иосифа, и дать им характеристики, а также более или менее разбираюсь в запутанных семейных отношениях Атридов. Еще до того, как я научился читать, бабушка, по доброте душевной, однажды целый час читала мне «Королеву Карибов» Сальгари[269], и я, как наяву, вижу ее отчаянные попытки не уснуть во время чтения о доблести Черного корсара и фанфаронстве Кармо.
Наконец было решено, что религиозной, классической и приключенческой культуры с меня хватит и пора меня вверить заботам «донны Кармелы», учительницы начальной школы в Санта-Маргарите[270]. Нынче в начальной школе заправляют бойкие нарядные особы, которые рассуждают о методах Песталоцци[271] и Джеймса[272] и велят именовать себя «госпожа учительница». А в 1905-м на Сицилии начальный класс вела старушонка, едва ли не крестьянка, в очочках и черной шали; однако научить умела как следует, во всяком случае, через два месяца я уже умел читать, писать и не путался в двойных согласных и ударных слогах. Целыми неделями в «синей комнате», выходившей во второй двор и отделенной от моей «розовой» лишь коридором, я писал диктанты по слогам – «дик-тан-ты по сло-гам» – и десятки раз повторял «над ди, до, да, фо, фа, фу, кви и ква ударение не ставится». Мука мученическая,