– Итак, ваш труд закончен? – спросил маркиз тем елейным голосом, каким говорят люди, принадлежащие к старинной аристократии. Комментарием к этим словам послужила сардоническая усмешка.
– Почти, сударь, – отвечал я. – Я дошел в своем повествовании до того философического положения, в котором, кажется, пребываете теперь вы, но, признаюсь…
– Нуждаетесь в идеях?.. – докончил он за меня фразу, которую я затруднялся выговорить. – Ну что ж, вы смело можете утверждать, что на закате своих дней человек (я разумею, человек мыслящий) приходит к тому, что отказывает любви в праве на те безумства, какими ее одаряли наши иллюзии!..
– Как! Неужели вы станете отрицать существование любви на другой день после свадьбы?
– Вы правы, – согласился он, – на другой день после свадьбы для любви есть некоторые основания, но, – шепнул он мне на ухо, – нынче мой брак не что иное, как сделка. Я купил уход, заботу, услуги, в которых нуждаюсь, и уверен, что со мной будут обходиться так предупредительно, как того требует мой возраст; все свое состояние я отказал племяннику, так что моя жена будет наслаждаться богатством, лишь покуда я жив; вы понимаете, что поэтому…
Я бросил на старца взгляд столь пронзительный, что он пожал мне руку и произнес: «Внешность обманчива, но у вас, кажется, доброе сердце… Одним словом, знайте, что я припас для нее в завещании приятный сюрприз…» – закончил он весело.
– Пошевеливайтесь, Жозеф!.. – воскликнула маркиза и пошла навстречу слуге, несшему в руках шелковый редингот, подбитый ватой. – Господин маркиз может простудиться.
Старый маркиз надел и запахнул редингот, а затем, взяв меня под руку, увлек в тот угол террасы, который ярко освещало солнце.
– В вашем сочинении, – сказал он, – вы наверняка описали любовь с точки зрения юноши. Но если вы желаете исполнить те обязательства, какие накладывает на вас слово «эк…», «элек…»
– Эклектический… – подсказал я с улыбкой, ибо старец никак не мог свыкнуться с этим философическим термином.
– Я прекрасно знаю это слово!.. – возразил маркиз. – Итак, если вы в самом деле желаете быть
– Идеи, если они хороши, стоят дороже любых денег! Поэтому я с величайшей признательностью выслушаю вас.
– Любви не существует, – продолжал старец, глядя мне в глаза. – Любовь – это даже не чувство, это злосчастная необходимость, нечто среднее между потребностями тела и потребностями души. Впрочем, попробуем исследовать этот общественный недуг, взглянув на него так, как смотрите вы, юноша. Я полагаю, что вы можете видеть в любви либо потребность, либо чувство.