Тут ваших родственниц осеняет новая идея: «Поедем в Мезон!»

И вы направляетесь в Мезон близ Альфора. Возвращаетесь вы по левому берегу Сены, поднимая облако черной пыли, не менее густое, чем то, в каком укрывались олимпийские боги. Конь из последних сил влечет ваше семейство; увы, когда вы видите его впавшие бока и торчащие ребра, его шкуру, которая уже несколько раз покрывалась потом и высыхала, его сбитую, спутанную, пыльную гриву, вам не до гордости. Конь напоминает ощетинившегося ежа, вы опасаетесь, как бы он вовсе не выбился из сил, и огреваете его кнутом с некоей меланхолией, которую он понимает и мотает головой, точно кляча, запряженная в «кукушку» и грустящая о своей незавидной участи[561].

Вы дорожите этим конем, он хорошей породы, вы отдали за него тысячу двести франков. А поскольку вы имеете честь быть отцом семейства, вы не меньше дорожите и этой суммой. Вы предвидите устрашающие последствия для вашего бюджета в том случае, если вам придется дать Коко роздых.

Вам придется два дня подряд ездить по делам в наемном кабриолете.

Жена ваша будет дуться оттого, что не может выехать, и выедет – в наемной карете.

Конь потребует экстраординарных расходов, которые вы обнаружите в счете, предъявленном вашим единственным конюхом – конюхом каких мало, вследствие чего вы присматриваете за ним так же зорко, как за всеми вещами, каких у вас мало.

Все эти мысли вы вкладываете в то движение, которым мягко оглаживаете по бокам коня, месящего черную пыль на дороге перед Стекольным заводом.

В этот момент Адольф, не знающий, чем заняться в этом сундуке на колесах, начинает ерзать и хныкать в своем углу, и бабушка тотчас с тревогой спрашивает у него:

– Что с тобой?

– Я хочу есть, – отвечает ребенок.

– Он хочет есть, – сообщает мать дочери.

– А как он может не хотеть есть? Сейчас уже полшестого, а мы даже до заставы не доехали, хотя ездим с двух часов!

– Твой муж мог бы угостить нас обедом за городом.

– Он скорее заставит своего коня проделать лишних два лье, только бы привезти нас обедать домой.

– И кухарка бы отдохнула. А впрочем, Адольф прав. Дома обедать выгоднее, – отвечает ваша теща.

– Адольф! – восклицает ваша жена, вдохновленная словом «выгоднее». – Мы плетемся так медленно, что меня вот-вот укачает, и вдобавок кругом эта черная пыль. Куда ты нас привез? О чем ты думаешь? Ты хочешь погубить мою шляпу и платье?

– А ты предпочитаешь погубить коня? – спрашиваете вы, убежденный, что возразить на это нечего.

– При чем тут твой конь? У тебя сын умирает с голоду; у него уже семь часов маковой росинки во рту не было. Погоняй же своего коня! Право, можно подумать, что твоя кляча тебе дороже сына!