Придирки
Вы перешли от легкомысленного аллегро холостяка к степенному анданте отца семейства.
Еще недавно прелестный английский жеребец бил землю копытом и приплясывал в лакированных оглоблях тильбюри, легкого, словно ваше сердце, и покорял свой блестящий круп совокупному воздействию удил и вожжей, которыми вы владеете – Елисейские Поля тому свидетели![559] – с безмерным изяществом и элегантностью, – а теперь вместо него вы правите добрым, неторопливым нормандским битюгом.
Вы преисполнились отеческого терпения и не имеете недостатка в случаях это доказать. Посему лицо ваше дышит серьезностью.
Рядом с вами восседает слуга, который, как и экипаж, имеет двойное назначение.
Экипаж этот четырехколесный, на английских рессорах, с низкой осадкой, точно у руанского корабля; он оснащен застекленными окнами и множеством удобных приспособлений. В хорошую погоду он служит открытой коляской, в плохую – закрытой каретой. На вид он очень легкий, но если в нем едут шесть человек, это сильно утомляет вашего единственного коня.
В глубине восседают два цветущих создания: ваша жена, недавно распустившийся бутон, и ее матушка, пышная штокроза. Эти два цветочка женского пола щебечут и болтают о вас, но шум колес и обязанности кучера вкупе с вашей отеческой предусмотрительностью не позволяют вам вслушиваться в их речи.
На переднем сиденье хорошенькая опрятненькая нянька держит на коленях маленькую девочку; рядом с ней красуется мальчуган в красной плоеной рубашке; он то высовывается из экипажа, то пытается встать ногами на сиденье и тысячу раз навлекает на себя замечания, которые, впрочем, нимало не принимает всерьез: «Адольф, веди себя прилично!» или «Больше я вас, сударь, на прогулку не возьму!» – словом, все то, что всегда говорят все мамаши.
Мамаша этого беспокойного мальчишки в глубине душе крайне раздражена его поведением; она уже двадцать раз хотела на него прикрикнуть, но двадцать раз успокаивалась, бросив взгляд на спящую девочку.
«Я мать», – говорит она себе.
И придерживает юного Адольфа за руку.
Вы осуществили свой грандиозный замысел – вывезли свое семейство на прогулку. Утром вы выехали из дома на глазах у соседей, завидующих вашему богатству, которое позволяет вам отправиться за город и возвратиться оттуда в собственном экипаже. И вот ваш несчастный нормандский битюг через весь Париж плетется в Венсен, из Венсена тащится в Сен-Мор, из Сен-Мора в Шарантон[560], из Шарантона к некоему острову, который пленил вашу жену и тещу больше, чем все прочие окрестные пейзажи.