В число пленительных услад, какие дарит холостяцкая жизнь, всякий мужчина включает право просыпаться, когда захочет. Грезы, сопровождающие пробуждение, вознаграждают за печали, сопутствующие отходу ко сну. Холостяк ворочается в постели; он может зевать так, как будто здесь кого-то убивают, может кричать так, как будто здесь кого-то ублажают.

Он может нарушить вчерашние клятвы, может забыть огонь в камине и свечу в подсвечнике, может заснуть, презрев неотложные труды;

может осыпать проклятиями начищенные сапоги, которые тянут к нему черные уста и топорщат ушки;

может не видеть, как блестят в лучах солнца, пробивающихся сквозь занавески, стальные сапожные крючки;

может пренебрегать звучными требованиями упрямых каминных часов;

может забиваться поглубже под одеяло, говоря себе: «Вчера – да, вчера я был уверен, что должен встать пораньше, но сегодня я больше так не думаю. Вчера глупец, а сегодня мудрец, вчера был вечер, а сегодня – утро; недаром ведь говорят, что утро вечера мудренее… Конечно, я должен был пойти, должен был сделать, я обещал… Я подлец… но разве можно покинуть такую мягкую постель? У меня ступни взмокли, я, должно быть, заболел, мне повезло… Я хочу вновь увидеть свои несбыточные сновидения: босоногих женщин, крылатых ангелов, снисходительных красавиц. Я понял наконец, какой соли насыпать на хвост этой птице, которая всегда норовила улететь. Эта кокетка попалась в сети, я ее поймал…»

Слуга читает ваши газеты, распечатывает ваши письма и вас не беспокоит. А вы снова засыпаете, убаюкиваемый глухим шумом первых экипажей. Эти чудовищные, громыхающие, тяжелые повозки, груженные мясом, эти телеги с жестяным выменем, полным молока, производят адский шум и разбивают мостовую, но для вас их колеса обиты войлоком, вам они смутно напоминают оркестр Наполеона Мюзара[558]. Дом ваш дрожит и гнется, а вы почиваете, точно моряк под дуновением зефира.

И всем этим радостям вы кладете конец сами, когда сбрасываете с головы фуляр, скомкав его, точно салфетку после завтрака, но все еще не решаетесь оторвать от постели свое… скажем так: седалище. И сами укоряете себя, говоря что-нибудь суровое, вроде: «Черт подери! пора вставать. Кто рано встает, тому бог подает. Ты негодник, ты лентяй!»

Вы не торопитесь. Вы оглядываете свою спальню, собираетесь с мыслями. Наконец, вы вскакиваете с кровати

Решительно!

Отважно!

По своей собственной воле!

Вы идете к камину, смотрите на самые снисходительные из ваших часов и делитесь сами с собой следующими надеждами: